Все блестело на этой даче. Во всех комнатах стояли цветы. Я никогда не видела такой большой ванной. В спальне на сервировочном столике были приготовлены черешня, абрикосы, сливы, гранаты, соки и чудное вино. Я была в восторге! Мне казалось, что счастье ждет меня: стоит отворить двери этого дома — и оно прилетит вместе с шумом листьев и ветром.
Я долго бродила по пустынному пляжу, собирая ракушки и разноцветные камешки, обкатанные морем, солнцем и временем, загорала и купалась.
Вечер провела в концертном зале. Инструмент и акустика были бесподобны: голос звучал полно, было впечатление, что я пою в Колонном зале. Пролистала пару книг.
В полночь меня разбудил телефонный звонок. Голос Сталина:
— Вера Александровна, хорошо отдыхаете? Не скучаете?
— Иосиф Виссарионович, не скучаю, тут великолепно! Покинула пыльную, душную Москву и оказалась в раю, это— сказка из «Тысячи и одной ночи».
— Я рад. Скоро увидимся.
СОЛДАТ ТОЛКИН
В этот день было пасмурно, потом пошел дождь. Я побежала домой. В гостиной увидела Сталина. Он был в белоснежном летнем костюме. Лицо было землистым, синяки под глазами выдавали крайнюю усталость.
— Верочка, вы прекрасно выглядите! Кавказ и Крым подарили вам свежесть и красоту.
— Спасибо за комплимент, Иосиф Виссарионович… Но зачем вы прислали мне так много денег? Деньги еще не все…
— Зачем встречаете идиотскими вопросами?! — прервал он меня. — Я немного отдохну, а после обеда пойдем к морю.
В саду я заметила каких-то людей в гражданском. Сталин вызвал начальника охраны Палкера — огромного мужчину — и сказал: «Сколько раз повторять, что ваша работа требует такта, конспирации. Вспомните нашу революционную и суровую молодость».
В конце дня море было спокойным. Я лежала в купальнике на теплом песке пляжа. Тишина и блеск моря разнеживали.
Иосиф Виссарионович пошел к воде, боязливо окунулся, вытерся, переоделся и прилег рядом в шезлонг: «Вера Александровна, для персонала вы — моя кузина со стороны отца. Я уверен, что никто ни о чем не будет спрашивать, но лучше не выдавать нашей тайны. Время от времени будем ездить на другие дачи. После концертов не оставайтесь в гостиницах и не ходите пешком, машина с шофером всегда в вашем распоряжении». Сталин закурил трубку и после нескольких затяжек продолжал: «Норцов поехал на гастроли в Сибирь и па Дальний Восток. Молодым полезно иногда проветриться». Он усмехнулся и пошел к себе.
Я его увидела только на следующее утро за вторым завтраком. После еды он сказал: «Я лег вчера, как всегда, очень поздно. Всегда перед сном читаю. Нам скоро предстоит большая работа, в январе будет XVII съезд партии, перед нами — большие задачи».
Мы долго гуляли у моря. Сталин прервал молчание: «У меня было трудное детство. Мой отец был ремесленник. Много пил, как и все рабочие. Меня не любил и часто бил меня и мать. В девять лет меня отдали в церковно-приходскую школу в Гори. Через шесть лет я поступил в православную духовную семинарию. Меня выгнали, и я не закончил курса».
Почему выгнали, он мне не сказал. Я боялась произнести слово, так как Иосиф Виссарионович впервые говорил мне о себе. Помолчав, он продолжил: «В семинарию принимали только детей богатых. Для меня до сих пор тайна, с чьей помощью я попал туда. Моя мать хотела сделать из меня священника. Она считала, что духовное звание обеспечит мне спокойную жизнь и достаток…»
В этот момент мы заметили едва видимую тень спрятавшегося охранника. Сталин мгновенно выхватил из кармана револьвер (вероятно, тот, из которого застрелил свою жену Надежду Аллилуеву). Молодой, лет двадцати, парень вышел из укрытия.
— Фамилия, сукин сын! Какое отделение?
— Товарищ Сталин, я получил приказ охранять вас от внутренних и внешних врагов! Ягода лично мне доверил такую честь, — отрапортовал солдат, стоя по стойке «смирно».
Сталин достал из кармана свисток. Примчался комендант.
— Заберите отсюда этого идиота, — сказал ему Сталин. — Последний раз говорю: если еще раз замечу за собой слежку — убью на месте!
— Товарищ Сталин, простите, ваши указания будут выполнены, — униженно отвечал комендант.