— Прогоните отсюда этого дебила! Не хочу больше ничего слушать!
Все еще взбешенный, повернулся ко мне:
— Вера Александровна, не обращайте на меня внимания, идите купаться.
Я послушно ушла. После купания, когда мы встретились, он сказал:
— Я сдержал свое слово: привез вам американские противозачаточные таблетки. Но не давайте их никому, женщины в нашей стране должны рожать. Необходимо, чтобы у нас возросла численность населения, — и без малейшего перехода добавил: — Верочка, вы сегодня будете хозяйкой дома. Мы пригласили на ужин наших товарищей. Вы всех знаете.
— Что мне надеть, Иосиф Виссарионович? — я принесла показать черное и синее платья и два английских костюма. Довольный тем, что прошу у него совета, усмехнулся и сказал:
— Наденьте черное, оно вам очень к лицу.
Гости здоровались со мной, как со старой знакомой. Специально, чтобы подчеркнуть маленький рост Ежова, Сталин посадил его около меня. Он всегда использовал в своих интересах слабости и особенно физические недостатки своих компаньонов.
— Товарищи Каменев и Зиновьев снова начинают путаться у нас под ногами, — сказал Маленков после второго блюда.
— Объясните, в чем дело? — осторожно спросил Сталин.
— Эти цепные псы организуют новую оппозицию.
— Мы им скоро покажем оппозицию… — сухо заметил Киров. — Они поймут наконец, что такое настоящие большевики.
— Не вижу смысла ждать, — процедил сквозь зубы Ежов. — Я буду самым счастливым человеком, когда собственноручно вырву язык Бухарину. Он слишком много говорит, вообразил себя миротворцем, великим теоретиком марксизма, но его речи — это просто обычная болтовня…
Хитрый и коварный Сталин смотрел, слушал и запоминал. Ведь эти бесконечные обеды и ужины он специально организовывал, чтобы у его соратников развязались языки.
— Да, — сказал он, — эти люди не меняются. — Все, как по приказу, повернулись к нему, и он продолжал: — Оппортунист — это двуликий Янус. Еврей Троцкий чернит нашу страну, большевистскую партию, товарища Ленина и рабочий класс! Его надо как можно быстрее ликвидировать.
Молчание. Никто и никогда не вступал в дискуссию со Сталиным, все знали, что его мнение — закон.
— Вера Александровна, — спокойно обратился ко мне Сталин, — может быть, споете нам? Аккомпаниатор уже ждет в концертном зале.
Я была рада угодить ему и спела несколько арий из классических опер и романсы русских композиторов, которые ему особенно нравились. Маленков подарил мне кофейный сервиз из серебра, инкрустированного платиной. Сталину это не понравилось:
— Георгий Максимилианович, вам не кажется, что такими подарками можно испортить Веру Александровну? Возгордится и перестанет нас навещать.
Ко мне подошел Киров:
— Вера Александровна, приезжайте к нам в Ленинград. Мы вам создадим прекрасные условия.
Сталин нахмурился:
— Сергей Миронович, как говорится, «поезд ушел». Вере Александровне у вас нечего делать. Вы прекрасно знаете, что она работает в Большом театре. И мне кажется, что товарищ Давыдова не может пожаловаться на созданные ей условия.
Я пристально посмотрела на Сталина, и он деликатно помог мне выкрутиться из создавшейся ситуации.
В ту ночь Иосиф Виссарионович вошел ко мне в спальню, воспользовавшись собственным ключом, сел в кресло и закурил трубку:
— Верочка, — начал он, — у меня было много женщин, но ни к кому меня так не тянуло, как к вам. Вначале была только физиология, единственное, чего я хотел — обладать вами… Скажи мне, Верочка, ты меня хоть немного любишь?
Я так была поражена этим признанием, но надо было отвечать:
— Иосиф Виссарионович, если обману — рассердитесь, если скажу правду — не поверите. Только время позволит ответить на ваш вопрос.
Успокоенный, положил голову на мою грудь и уснул. От его храпа дрожали стены. Я снова и снова думала о своей жизни, о будущем: «Этот маленький, голый мужчина, ревнивый и капризный, который спит сейчас со мной в постели — властелин огромной России. А я должна его целовать, ласкать, обнимать…»
Во время завтрака в столовую вошел комендант Палкер:
— Товарищ Сталин, разрешите доложить?
— Слушаю, быстро! (вообще доклады во время еды были запрещены).
В нерешительности Палкер посмотрел на меня.
— Говорите, — приказал Сталин.
— Солдат, которого вы вчера видели, погиб ночью на посту…
Я вскрикнула.
Сталин на секунду перестал жевать и невозмутимо приказал:
— Пошлите телеграмму с соболезнованиями его семье. Солдата Толкина, посмертно, представьте к награде. Его биографию опубликуйте в газетах.