После освобождения устроился на железную дорогу - сопровождать товарняки. Чтобы не гнать их пустыми, загружал вагоны овощами и фруктами. Донес куда надо обходчик. Снова дали немалый срок...
Сидел в Рустави, бежал (это когда они с подельниками совершили прогремевший на всю страну семидесятиметровый подкоп из зоны на волю). Опять, уже будучи беглым, определился на железную дорогу под Одессой. Как и неведомый ему Платонов, Тосик страстно любил "этот прекрасный и яростный мир".
С Одессой вышло особо. Здесь он стал железнодорожным мастером. Рационализатором. Разработал уникальный план ремонта путей, сэкономивший государству миллионы рублей. (Беда Тосика в том, что он не там родился, и упрямо - на протяжении десятилетий наивно пытался скрестить капиталистические мозги с советской системой, Чикаго с черными избами, джаз с блатняцкими напевами. То, что дало дружные всходы на американской почве, на наших хилых глиноземах выродилось в чертополох, в траву забвения.)
Социализм впервые отметил таланты Алиева. Из Москвы пришло распоряжение - наградить рационализатора месячным окладом, присвоить звание техника-лейтенанта (железные дороги были тогда военизированы), а фотографию вывесить на городской Доске почета. Его выдвинули на всесоюзную премию и начали готовить документы для командировки в Китай - делиться опытом. Начальник железной дороги генерал Зеленый обронил как-то в разговоре:
- Да тебе, парень, в партию надо. Рекомендация - за мной...
С Доской почета, будь она неладна, вышел конфуз. В эйфории Тосик совсем забыл, что точно такое же фото было разослано органами во многие отделения милиции с пометкой "особо опасный рецидивист, уголовный авторитет, член семьи врага народа".
За славу надо платить...
Вместо утки по-пекински предстояло хлебать баланду ещё много лет учли все побеги. Спасибо генералу Зеленому - он был так потрясен и расстроен ("Алиев ведь зарплату больше года на всю бригаду получал и ни копейки не присвоил"), что просил тройку не прибавлять новый срок...
Сталинскую амнистию Алиев встретил в крытой тюрьме Благовещенска. Под неё он не подпадал - злостный рецидивист. Впервые ощутил Толя подлинное отчаяние - такое, хоть в петлю полезай! И впервые сделал то, что дал себе слово не делать никогда, - покалечил себя. Проглотил кусок карбида, сжег желудок. В амнистии был потаенный пункт - он его хорошо запомнил: хронические больные отпускаются на волю...
АСФАЛЬТОВЫЙ КОРОЛЬ
Прощаясь с Алиевым, сокамерники предложили ему стать вором в законе. О его справедливости легенды ходили. Предложение почетное. Но он отказался. Все же хотелось иметь свое дело. А разве позволено вору в законе трудиться? "Авторитетом" же он останется, это точно, авторитет у него никто не отнимет.
Он вернулся в Москву и начал с малого. Обошел продовольственные магазины и определил, в чем дефицит. Особенно не хватало в столичных гастрономах шоколада. Несколько недель провел в Ленинской библиотеке, изучал рецептуру. Затем отыскал заброшенный подвал, закупил шоколадную эссенцию, фольгу, а под пресс приспособил автомобильный домкрат. За "смену" удавалось "отлить" до полутора тысяч шоколадных медалей - помните, были такие с изображением Петра I, павильонов ВДНХ, Дня Победы... В магазинах товар принимали охотно - думали с местной фабрики: шоколад был высшего качества...
Но состояние на медальках не сделаешь. Чего ещё всегда в России не хватало, так это дорог. Анатолий Александрович, детально изучив советское законодательство, нашел зацепку, позволившую ему в скором времени открыть первый в Союзе дорожно-строительный кооператив. Тогда начиналось освоение Нечерноземья, и асфальтовые микрозаводы, которые он впервые решил внедрить, быстро нашли признание по всей стране. Алиев купил в Москве квартиру на Кировской.1
На него уже работали многочисленные бригады укладчиков асфальта в десятках областей. Но выгодный бизнес лопнул. Была в СССР такая зловещая организация, которую боялись как огня все маломальские предприниматели, её появление всегда как удар обухом по голове, - ОБХСС называлась. Доходы Тосика её волновали давно. Вообще в разгар социализма постыдно было быть богатым. Однако документы "мафиози" оказались в полном порядки. Тогда мудрецы из органов обвинили его в покупке "Волги" в обход магазина и пригрозили новым сроком. Такого для себя он больше не захотел. И решил отказаться от выгодного процветающего дела. Опять все с начала?
Единственная радость, которая оставалась в жизни, - жена Люся. Они поженились после его выхода из тюрьмы, в городе юности - Тбилиси, уже во времена хрущевской оттепели. Мама Люси была в ужасе, отговаривала дочку до самого дня свадьбы. "За вора замуж идешь. Да он тебя старше в два раза!" Это же надо такому случиться - Люсиной мама была та самая строгая пионервожатая, которая четверть века назад снимала юному карманнику красный галстук...
ЦЕХОВИК-СТАХАНОВЕЦ
Алиев решил уйти в подполье. Прямо на квартире - благо большая бывший "асфальтовый король" оборудовал сразу два цеха: парфюмерный и пошивочный. В одной комнате стрекотала дробильная машина. Шло изготовление из фольги модного в ту пору "крема-блесток" от "Диора". (В 70-е на всех углах, в аэропортах и подземных переходах слышался этот призывный цыганский возглас: "Блестки, блестки!" Женщины с ума сходили от новомодной "французской" выдумки.) Тосик привлек к выгодному делу профессиональных парфюмеров, ездил даже советоваться в Прибалтику, на лучшую тогда в Союзе фирму "Дзинтарс", к "нюхачам" - консультантам по запахам. В итоге алиевские блестки даже превзошли диоровские - пахли так же, а держались дольше...
Другой цех приступил к изготовлению джинсов. Тоже беспроигрышное дело. Стены комнаты Алиев задрапировал коврами - чтобы соседи не слышали шума многочисленных швейных машинок. Почти десятилетие "Пума" и "Райфл" с Мясницкой успешно завоевывали отечественный рынок. Потом появились теплые куртки-"аляски", о которых так мечтали зеки на Колыме.
С этих первых двух маленьких опытов и началось в стране "движение цеховиков". Ученики вскоре обскакали своего патрона, сколотили состояние и подались на Запад. Анатолий Александрович с женой решили никуда не трогаться - во-первых, возраст уже не тот, поздно; во-вторых, кто-то же должен учить новое поколение сожительствовать с советской действительностью.
В начале 90-х, будучи уже пожилым человеком, Алиев, наконец, осуществил мечту жизни - открыл настоящее легальное собственное дело фабрику по пошиву рабочей одежды. Но отчизна, уже вроде и не социалистическая, снова показала ему свои зубы. Налоги были так непомерны, что он вскоре разорился. На арену выходили молодые львы, им предстояло завоевывать этот мир, и они с радостью врывались в него, за считанные месяцы совершая то, на что у него ушла вся жизнь...
СЛЕПЫЕ ЛОШАДИ
Спрашиваю у Тосика, как он чувствует себя сегодня - в эпоху рыночных реформ, когда все его идеи и начинания стали реальностью, когда больше не сажают за хранение валюты, за частную торговлю, за предпринимательство, а, напротив, некоторых приглашают и в президентский лайнер.
- Было это в Западной Грузии, - вместо ответа сказал старик, - в городке Кибули сразу после войны, я тогда сопровождал товарные вагоны. Однажды мы остановились у маленькой угольной шахты, которая обеспечивала топливом проходящие составы. Вагонетки в шахте тащили лошади. Они работали в подземелье месяцами, там же в темноте и кормились. Но раз в год руководство шахты устраивало им праздник - лошадей поднимали на волю. Отвыкшие от света, они слепли. Как выводили их наружу - помню до сих пор. Лошади кувыркались, ржали, радовались солнышку, которое им уже не суждено было увидеть, носились по загону, и, казалось, благодарили неизвестно за что своих мучителей...
Вот и я ощущаю себя сегодня старой лошадью из штольни - обманутой, слепой, беззубой, бесполезной...