– А! сказала мисс Дженкинс – вы найдете во мне перемену, душенька. Я не могу видеть, как прежде. Когда Флоры здесь нет, чтоб читать мне, я не знаю, как провести день. Читали вы когда-нибудь «Странника?» Это удивительная книга… удивительная! и самое поучительное чтение для Флоры… (в чем я совершенно согласилась бы, если б она могла читать хоть половину без складов и понимала бы хоть третью часть)… лучше чем та странная книга с диким названием, которая была причиной смерти бедного капитана Броуна, то сочинение Мистера Боца, знаете… Старого Поца. Когда я была молоденькой девушкой, я сыграла Лучию в старом Поце…[7] Она болтала так долго, что Флора имела время прочесть почти всю «Ночь пред Рождеством», которую мисс Мэтти оставила на столе.
III. Старинная любовь
Я думала, что, вероятно, мое сношение с Крэнкомом прекратится после смерти мисс Дженкинс, или по крайней мере ограничится перепиской, которая имеет такое же сходство с личными сношениями, как книги с сухими растениями («гербарий», кажется, их называют), с живыми и свежими цветами в долинах и на лужках. Я была приятно удивлена, однако, получив письмо от мисс Поль, у которой я всегда оставалась одну лишнюю неделю после ежегодного пребывания у мисс Дженкинс. Мисс Поль предлагала мне погостить у ней и потом, спустя дня два после моего согласия, я получила только от мисс Мэтти, в котором с некоторыми околичностями и очень смиренно она говорила мне, какое большое удовольствие я ей сделаю, если могу провести с ней недельку или две прежде или после того, как я буду у мисс Поль. Она говорила: «после смерти моей милой сестры, я очень хорошо знаю, что не могу предложить никакой привлекательности; я обязана обществом моих друзей только их доброте.»
Разумеется, я обещала приехать к милой мисс Мэтти, тотчас после окончания моего посещения к мисс Поль, и через день после моего приезда в Крэнфорд пошла с ней повидаться, сильно желая знать, каково у них в доме без мисс Дженкинс, и несколько опасаясь измененного положения вещей. Мисс Мэтти заплакала, увидев меня. Она очевидно находилась в сильном волнении, потому что предвидела мой визит. Я успокаивала ее сколько могла, и мне казалось, что самое лучшее утешение, которое я могу предложить ей, была чистосердечная похвала, вырвавшаяся из моего сердца, когда я говорила об умершей. Мисс Мэтти медленно качала головой при каждой добродетели, называемой и приписываемой её сестре; наконец, не могла удержать слез, которые долго лились безмолвно, закрыла лицо носовым платком и громко зарыдала.
– Милая мисс Мэтти! сказала я, взяв ее за руку: – я, право, не знала каким образом выразить ей, как мне прискорбно за нее, что она осталась на свете одна. Она спрятала носовой платок и сказала:
– Душенька, я бы лучше хотела, чтоб вы не называли меня Мэтти: она этого не любила; я боюсь, что я много делала того, чего она не любила… а теперь её уж нет! Пожалуйста, моя дорогая, называйте меня Матильдой!
Я обещала искренно и начала называть ее новым именем с мисс Поль в этот же самый день; мало-помалу чувства мисс Матильды об этом предмете сделались известны всему Крэнфорду и мы все пытались покинуть дружеское имя, но так неуспешно, что мало-помалу оставили покушение.
Посещение мое мисс Поль произошло очень спокойно. Мисс Дженкинс так долго предводительствовала в Крэнфорде, что теперь, когда её уж не было, никто не знал, как дать вечер. Её сиятельство, мистрисс Джемисон, которой сама мисс Дженкинс всегда уступала почетное место, была тупоумна, вяла и совершенно во власти своих старых слуг. Если им заблагорассудится, чтоб она дала вечер, они напоминали ей; если нет, она его не давала. Мы проводили время – я, слушая стародавние истории мисс Поль и работая над манишками для отца моего, а она за вязаньем. Я всегда брала с собою множество домашнего шитья в Крэнфорд; так как мы немного читали, мало прогуливались, я находила это удобным временем оканчивать мои работы. Одна из историй мисс Поль относилась к любовным обстоятельствам, смутно-примеченным или, заподозренным много лет назад.
Наконец наступило время, когда я должна была переселиться в дом мисс Матильды. Я нашла ее в робости и беспокойстве насчет распоряжений для моего удобства. Сколько раз, пока я развязывала свои вещи, ходила она взад и вперед поправлять огонь, который горел тем хуже, что его мешали беспрестанно.
– Довольно ли вам шкапов, душенька? спросила она. – Я не знаю хорошенько, как сестрица умела все это укладывать. У ней была удивительная метода. Я уверена, что она приучила бы служанку в одну неделю разводить огонь, а Фанни у меня уже четыре месяца.
7
Мисс Дженкинс смешивает