- Самолёт. Деталь. Рейс. Причина. Выкладывай, - каждое слово как удар битой. Гришка сжался.
- Не знаю рейса. Одни предположения.
- Я не с него сказал начать, - равнодушно отрезал Пашка. - Ах, и да. Пускай не настоящие, но имена тех людей. А также всё, что ты случайно о них или от них слышал.
- Ты догадываешься, что меня ждёт? - умоляющими глазами смотря на брата, полушёпотом спрашивал Гришка. Тому, кто видит его систематически с самого детства, такой взгляд не просто оскомину набьёт, но и станет глубоко отвратителен.
- Надоело. Выгораживать тебя. А это уже не шутки. И нужно расплачиваться.
***
Может быть, дело в том, как прощать?.. Ведь злопамятность не искоренишь, но разве можно простить... не полностью?
- Паш? - отголосок её голоса пробился к нему жалким эхом, будто сквозь непроницаемый стеклянный купол. А внутри - почти что вакуум. Старый добрый трюк со свечкой: что будет, если из-под ёмкости, накрывшей пляшущее на сквозняке робкое пламя выкачать воздух? А что будет, если выкачать воздух сейчас, запирая в пустоте не свечу, но живого человека?
Всё смешалось, нахлынуло, сбило с толку и порушило старательно возводимую стену отчуждения. Буря эмоций, и ни одна не спасает от стыда. Он проложен под ними непрерывной нитью, как фундамент. А он то, Пашка, наивно полагал, что справится и равнодушным тоном доскажет историю до конца!
- Да? - он знал, что она терпеть не могла его увёрток. Когда он отворачивался, прятался, закрывался. Ощетинивался, подобно ежу. Лизе такое поведение лишь придавало смелости, пробуждало азарт. Она, как никто другой, умела проламывать чужую скорлупу, выдавливать запрятанные в глубинах души чувства, как гной выдавливают из ноющей раны.
- Не молчи. Скажи, что дальше.
- Разве ты сама не догадалась ещё? - если при беседе с близким тебе человеком ты пытаешься сосчитать трещины в полу, то у вас явно не всё в порядке.
- Я хочу, чтобы ты это произнёс.
- Я не виноват, - необходимое вступление, без которого совесть превратилась бы в безжалостного кровожадного зверя.
- В чём?
- Ну хорошо. Я сдал его! С потрохами, ни разу не пожалев! Я спас десятки жизней, взамен отдав одну, совершенно, притом, никчёмную. Разве это - плохой поступок?
- И ты никогда не говорил о брате, потому что...
- Он сидит в тюрьме. Правильно. Но даже если бы он жил где-то по соседству, я бы всё равно не стал вас знакомить. Он не заслужил.
- Чего? Семьи?
- А что он сделал для этой семьи?! - взвился Пашка. - Нет, на самом деле, разве это мы ему чем-то обязаны? Неужели, он ещё не всё ему причитавшееся с нас стребовал?
- Но он ведь... - пока Лиза подбирала слова, парень бесцеремонно вклинился в её речь.
- Он солгал мне, понимаешь? Это был не первый случай, только прежде дело не заходило так далеко. И знаешь, для чего ему понадобилось поменяться со мной? Он струсил! Боялся так сильно, что его дрожащие руки даже дверь собственной квартиры открыть не могли. Он думал, что, отдав ему деньги, эти четверо придумают новое задание. А Гришка больше не хотел ничего делать. Понадеялся, что я сыграю дурачка, и отвяжутся от него! А даже если не так, то он хотя бы отсидится дома, пока его ничего не подозревающий брат запустит машину смерти. Гражданский самолёт, рейс, скорее всего, в Доминикану. Ты хоть представляешь, что сотворил мой братец?
- А до этого...
- Он подделывал другие документы, заключения. Выдавал качественное за брак и наоборот. Но, повторюсь, в первый и единственный раз, его вдруг осенило, что печать не на той бумаге способна произвести теракт.
- Те люди...
- Их тоже. Уж не знаю, каким образом на них вышли, я в дело не вникал. Стал первоисточником, моё имя записали в рапорте, на этом всё. Фотографий, кстати, я в новостях так и не нашёл и до сих пор боюсь, что посадить могли не тех, кого должны были.
- Ясно.
Пауза. Какой-то сбой, Лиза не задала следующий по смыслу вопрос, не сказала даже "будем надеяться, что тех" или вроде того. Поджала губы и отвела взгляд, в кой то веке перестав гипнотизировать Пашку. Странно, но теперь он почувствовал себя куда более неловко, чем когда девушка буквально допрашивала его, одно за другим вытягивая признания.
Дождь всё не затихал, создавая ощущение чьего-то присутствия. Будто помимо них в комнате был третий, и вот подошла его очередь подать голос.
Лиза вся сжалась на своём диване, словно окаменела, и Пашка, повернув голову, на секунду как будто бы увидел слёзы на её лице. Нет, показалось. Она не плакала, но скорбела. Так, не проронив ни звука, он знал, Лиза могла сидеть долгие часы напролёт, и всё вокруг, что не касалось её мыслей, переставало для девушки существовать.
- О чём ты думаешь? - он не хотел завершать вечер зловещей тишиной, но, как выяснилось пару минут спустя, уж лучше было бы промолчать.
- О том, какого ему там. Ведь ты не навещал его?
- С какой стати? Ему ещё года два осталось, выйдет - не посмеет ко мне лезть, - пробурчал Пашка.
- А представь себя на его месте. Там итак жить несладко, и родственников, друзей, жаждут увидеть все. У кого они есть. У Гриши же сейчас - считай, что не осталось никого.
- Не уговаривай меня на то, что я твёрдо решил не делать ещё задолго до тебя.
Удивительно, но девушка не обиделась. Пропустила мимо ушей фразу, которая в обычной ситуации вызвала бы всплеск возмущения ураганной силы.
- Ты его брат. Самый близкий человек.
- Неправда. Я ничего о нём не знал с тех пор как мы стали жить раздельно.
- Не думаю, что за это время он нашёл кого-то, кто заменил бы ему тебя.
- Имеешь в виду - был бы таким же как я идиотом, спешащим на помощь и не требующим благодарности? Что ж, ты права. Других таких едва ли сыщешь.
- Ты хоть понимаешь, что говоришь? - вот они и посмотрели друг на друга. Упрямство столкнулось с упрямством. Гроза на улице должна была закончиться, чтобы уступить место иной буре, что первыми своими молниями уже накаляла стены веранды.
- Я веду себя подобно ему. Ты сказала "представить", так вот: на его месте я бы точно так же сидел в тюрьме в гордом одиночестве, подтирая воспоминания о родных. Он бы не пришёл навестить меня. И я не пойду.
- Это неправильно, - упрямилась Лиза. Всё ожесточённей становилась гримаса на её лице. Пашка не поддавался уговорам - давненько же подобного не случалось.
- Какая разница, что правильно, а что нет?!
- Вы братья. Вы были вместе с самого рождения. И, как ни сопротивляйся, вы любите друг друга, ищете поддержку друг у друга, пускай и проявляются ваши чувства немного странно.
- Знаешь, - Пашка поднялся со стула, поняв, что настала пора заканчивать спор, - кажется, я ужасный рассказчик. Столько слов с одной лишь целью, а именно она то и не достигнута. Ты не поняла главного, не увидела, какой человек мой брат. Иначе не верила бы сейчас в сказку, выдуманную и рассказываемую теми, у кого в семье всё хорошо.
- Я не желаю тебе зла! И никогда не желала! - кричала Лиза в спину уходящему парню. - Так неужели нельзя прислушаться, а не воспринимать всё в штыки?!
Хлопнула дверь, дрогнула висевшая на ней занавеска. Глупые разноцветные бабочки на тонкой ткани зашевелили крыльями, будто внезапно ожили, а затем застыли вновь.
- Ну и иди ты к чёрту! - выкрикнуто было уже в стену. Впрочем, в старом доме стены тонкие, так что, может Пашка и это услышал.
Или не стоит вдумываться вообще в причины и суть своего "прощения"? Ведь себя не заставишь, и оно не придёт, не поселится в душе по указке. Лучше просто дождаться его и дать это же сделать тому, на кого затаил обиду.