И она поняла.
Ринулась к выходу, но тут началась посадка, навстречу ей двинулись дюжие парни, оттеснили, загородили проход. Стала просить, требовать: «Пропустите же!» Все напрасно. Да и автобус, дав несколько выстрелов, тронулся.
— Сходи на следующей! На следующей!.. — прокричал Платон и побежал через сквер наперерез автобусу.
Срезав угол, он тут же выскочил на остановку, на которой стояло два десятка людей, но автобус, подавая резкие сигналы, прошел мимо. Разгневанный, злой, Платон погрозил кулаком вслед. В ответ какой-то пассажир показал ему кукиш: дескать, Курск-Воронеж — хрен догонишь!
— Вот так всегда! — с досадой произнес Платон.
В этом была доля правды: в его жизни многое не получалось. Сколько раз замечал: там, где, казалось, можно добиться успеха, стать первым, оказывался последним. И что странно, всякий раз по не зависящим от него причинам. Одним словом — не везло! Была бы жива тетя Палашка, воспитавшая его, непременно оказала бы:
— Така у тебя планида.
Проводив взглядом автобус, задумался: жизнь, она так и бежит, чуть замешкался, глядишь, уже отстал. Раздумье прервала девушка:
— Добрый день! — не проговорила, а вроде пропела она.
Платон на мгновение растерялся: кто такая? Невысокая, черненькая, глаза большие, а сама так и стрижет ими… Где он ее видел?
— Вы меня забыли? — улыбнулась девушка.
— Нет, то есть…
— Эх вы, капитан Кук! Помните, на коксохиме… Мое настоящее имя — Варя…
Платон молчал, смотря в землю. Да и что можно было сказать? Он и сам не понимал, что творилось у него на душе. Здесь только что была та, которую он любит, и вот вспорхнула, унеслась, как птичка!.. А коксохим, как же, хорошо помнит! И раскаленный кокс и облака над тушильной башней… Да, он хотел тогда познакомиться с этой девушкой, потому что был подавлен свалившимся на него горем. Потеряв невесту, боялся потерять веру в жизнь. Бродил по стройке, норовя разойтись с бедою.
Платон поднял глаза: как она расцвела, похорошела! Вспомнил, как хотел узнать ее имя. Допытывался. И она, откинув назад голову, хохотала. Затем взвилась над сиденьем и выпалила: «Дульцинея!»
«Насмешница», — решил он тогда. И только теперь понял — ошибся. Сколько доброты в ее глазах!.. Но тут же осекся, помрачнел. Тоска по Галине была сильнее этих мимолетных впечатлений. Все его мысли, все слова устремлялись теперь туда, на шестой участок.
Витая в дымке раздумий, ничего не замечал вокруг: ни ватаги воробьев, присевших в сквере, ни пожухлой травы и опадавших листьев, ни стоявшей в двух шагах от него девушки…
— Вы все молчите, — сказала Варя. — Что-нибудь случилось?
Платон будто очнулся:
— Да… То есть, что вы… Мне на работу, — и, забыв сказать до свидания, торопливо пошел вдоль сквера, сам не зная куда.
26
— Чтой-то зима непонятная, снег тает, готовь калоши, — рассудил Порфишка, затягивая дратву на запятке сапога.
— Не растает! — заверил Родион. — Разве мыслимо, чтобы на Урале да слякоть… В магазинах и калошев нет.
Осмотрев починенный сапог, смазал его дегтем: «Ишшо походит!» Обулся, накинул на плечи свитку: пора на смену. Второй месяц работал он на блюминге. Сам начальник цеха, инженер Сарматов, помог ему. Ты, говорит, грамотный, шарики у тебя вертятся, вполне сможешь! Другой бы махнул рукой — иди в отдел кадров, добивайся, а этот на беседу, вызвал, объяснил все, как следует. Вместе с Порфирием Дударевым перешли в цех Трофим Глазырин и Генка Шибай.
Что ни говори, приятно Порфишке: наконец-то получит настоящую специальность, станет прокатчиком! Он поминутно думает об этом, сидя рядом со старшим оператором Спиридонычем. Дивится его умению. А тот и впрямь будто не сталь, а тесто катает: повернет, расплющит, пропустит под валками, глядишь, и форма, и нужный профиль — все как должно быть. Блюминг — это цех, который делает заготовки (слябы) и обеспечивает ими прокатные станы. Уголки, балки, проволока — чего только не делается потом из этих заготовок! До революции в России не хватало проката и его покупали за границей. Не видать теперь немецким и прочим капиталистам нашего золота! В этой большой победе России есть доля труда и его, Порфирия Дударева. Сколько всяких канав выкопал, сколько кирпичей на леса поднял! Сотни вагонов песка, цемента, смолы разгрузил! Одной извести столько в себя вдохнул, что как вспомнит, так сразу чихать начинает!
Сегодня у него хорошее настроение: не пройдет и трех месяцев, как он будет работать самостоятельно. И не беда, что пока числится учеником. Уже не раз брался за контроллеры. Спиридоныч — человек осторожный — даст немного попробовать и опять сам опасается, как бы чего не вышло.