— Ты о чем?
— Все о том же. Эльзас-Лотарингия всегда была яблоком раздора…
— Гитлер на Францию не пойдет, — сказал Антонио. — Там линия Мажино́! Сам видел.
— Линия одно, а второе — кто там у власти? Буржуи, они и есть буржуи! Им родина нужна, пока нет войны, а вспыхнет пожар, все в стороны, как крысы с тонущего корабля. Попробуй, удержи их! Вон Бенеш, чехословацкий президент. Как его только не восхваляли — и крупный политик, и человек сильной воли, а настал момент — родина в опасности — ему бы поднять народ против фашизма, возглавить армию, кто ж это должен делать, как не он! Да куда там! Золотишко в мешок — и скорей в Англию. Про все на свете забыл: и родину и народ свой бросил… А разве лучше пилсудчики? Министр Бек, например, увидя, что на Польшу напали немцы, — в автомобиль и в Румынию!..
— Смотрите, Родион бежит. В милиции, наверное, был.
— А что милиция, — посмотрев в окно, сказал Дударев, — разве она может каждый сундучок охранять?
30
Не один раз по вечерам заглядывал Порфирий в клуб строителей, надеясь повидаться с черноокой медсестрой, и всякий раз возвращался в барак опечаленный, хмурый. Его жизнь и без этого полна всяких невзгод. Вон когда послал письмо в «Комсомольскую правду», а ему все еще ничего не ответили. Понимал — разобраться в его жалобе не так просто: ведь он просил избавить его от клеветы, от того страшного клейма, которое прилепили ему черствые, недобрые люди. Он уверен: ответ будет, но когда, а еще важнее — какой. Раздумывая, устало плелся домой: трудная досталась смена, скорее бы умыться и… в постель.
Он уже был у памятника на заводской площади, как вдруг увидел Лину. Как не обрадоваться встрече после такого перерыва! Лина была в черной шубке и белой шапочке, в отливающих белизной, модных фетровых ботах. Царица!.. Порфирий глянул на свою старую фуфайку, на испачканные смолой брезентовые брюки, подшитые валенки и чуть было не свернул в сторону: неловко даже подойти к ней в таком одеянии. Но тут же отбросил ложное чувство: почему — неловко? Он рабочий, только сменился… Надвинув на лоб шапку, пошел, будто не замечая ее: не хотел навязываться. И в эту минуту услышал:
— Фиша! Ты?
— Как видишь.
— Очень хорошо, что мы встретились. Все это время думала о тебе, вспоминала… Где ты пропадал, Фиша? — Вдруг повернулась на каблучках, как бы говоря: ну, как находишь мою обновку?
Ему не нравилось это — Фиша, но возражать не стал: ладно, пусть как хочет, так и называет, зачем настроение портить, вон какая веселая! Однако не удержался и сказал, что однажды она назначила ему встречу в клубе и… не пришла.
— Это ты не пришел! И я вовсе не сержусь: мало ли что могло случиться? Не пришел, значит, была причина. Давай лучше не будем об этом. Начнем друг друга обвинять, еще поссоримся. Я знала, душой чувствовала — встретимся! У меня выходной, и я искренне рада, что увидела тебя. Хотела даже в барак к тебе идти. У нас сегодня маленькое семейное торжество. Кроме родных, будут подруги и еще, наверное, двое парней. День рождения у меня. Я не хотела, а мама говорит, как же так, восемнадцать лет бывает раз в жизни. В общем, не вздумай отговариваться, приходи обязательно.
— Как-то неудобно…
— Очень даже удобно! Я уже и маме сказала… — и так пристально посмотрела на него, что он не выдержал взгляда, опустил глаза. — Запомни, — продолжала она. — Никакие причины во внимание приниматься не будут. Если даже свидание девчонке назначил — отмени! Очень тебя прошу… Смотри же!
Проводив ее взглядом, Порфирий все еще стоял на дороге. Сыпал мелкий снежок, пахло оттепелью. Не мог он не думать о столь заманчивом для него приглашении. Придется, наверное, пойти. Он никогда еще не бывал на таких семейных праздниках. Дома в Неклюдовке именин не справляли: какие там именины, когда перебивались с хлеба на квас, а то и вовсе голодали. И лишь однажды видел, как отмечали свой день ангела поповские дочки-близнецы. Его, понятно, не пригласили. Гостей созывала матушка. Там была дочь богача Мельника, сын дьякона, певчие из церковного хора. Все это он наблюдал через окно, сидя на дереве. Прежде всего именинниц поздравили, поднесли им коробки конфет. Затем хозяева и гости, рассевшись за столом, пили и ели. У Порфишки текли слюнки, кружилась голова, и он крепче держался за ветки дерева, чтобы не упасть.
Потом длинногривый дьякон играл на скрипке, а две хористки пели о том, как «на севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна». Он сразу запомнил слова этой песни…
Порфирий думал о Лине. Не пойти к ней в этот день просто нельзя. А главное, он любит ее. Вот только, как быть с подарком, где его взять? В магазинах ничего такого, разве что на рынке? Да и какой сегодня рынок — торговля в основном идет по воскресеньям! Лучше всего достать бы цветы. Но в молодом городе да еще зимой о цветах нечего было и думать. Что же подарить? Как что — да книгу же! Двинулся было к магазину, но еще издали увидел на двери замок. Вернулся.