М.М. Сперанский считал, что в древней Руси все разряды крестьян были людьми вольными. В этом вопросе сторонники нарождавшейся безуказной теории, за немногим исключением, не расходились во взглядах со своими противниками. Являясь лично свободными, древнерусские крестьяне, по мнению Сперанского, выполняли государственные и общественные повинности, а за пользование землею платили ее собственникам оброк деньгами, хлебом или работою. Они могли беспрепятственно переходить с одного места на другое, имели право покупать землю на собственное имя и пользоваться ею так же, как и другие владельцы. Но со времени проведения татаро-монголами переписи в 1257 г. в положении крестьян, поселенных на государственных землях, «произошла великая перемена». Попав в писцовые книги, они стали называться численными и должны были оставаться там, где их застала перепись. Те же крестьяне, которые жили на частновладельческих землях, по-прежнему сохраняли право перехода от одного феодала к другому[15].
Таким образом, после 1257 г., как полагал Сперанский, на Руси произошло разделение крестьян на две группы: на прикрепленных к определенным местам жительства и на свободных, в зависимости от того на чьей земле они были поселены – на государственной или же на частновладельческой.
Следует заметить, что аналогичная мысль о роковых для крестьян последствиях татарской переписи была высказана еще в 1816 г. профессором Дерптского университета Густавом Эверсом в его книге «История руссов», однако веских аргументов для ее обоснования ни у Эверса, ни у Сперанского не оказалось.
М. М. Сперанский утверждал, что частновладельческие крестьяне не потеряли права перехода с одной земли на другую не только в период тaтapo-монгольского нашествия, но и в конце XVI в. По его мнению, Борис Годунов не отменял Юрьева дня, не отменяли его и другие русские государи. До первой ревизии переход крестьян не был «ни воспрещаем, ни отменяем законом общим и положительным». Но затруднения, связанные с возвращением полученной ссуды и уплатой пожилого, лишали крестьян возможности пользоваться этим правом. Сперанский делал упор на то, что письменные договоры тогда не составлялись и крестьянину нечем было доказать правильность своего перехода; он всегда рисковал считаться беглым и как таковой «возвращаем был помещику». Следовательно, «всякий переход, даже и правильный, мог быть признаваем бегством, и право перехода, хотя общим законом неотмененное, отменялось само собой на деле. Крестьянин стал крепок земле»[16].
Прикрепление крестьян к земле Сперанский считал начальной «степенью укрепления». Последующая степень наступила с первой ревизии и первого рекрутского набора, когда крестьянин оказался «крепок» не только земле, но и помещику. Конечный вывод Сперанского таков: закрепощение крестьян «основалось сперва обычаем а потом законом, и следовательно состояние сие столь же законно, как и все другие»[17].
Большое место проблема крепостного права занимала во взглядах и деятельности славянофилов. Они касались этой проблемы во многих своих произведениях, письмах, различного рода записках постольку, поскольку допускали это цензурные условия.
Считая крепостное право «мерзостью», «глубокой и страшной язвой», «делом возмутительным» и т. д., славянофилы, как и многие другие общественные деятели и ученые середины XIX в., пытались выяснить, когда, как и в силу каких причин оно появилось на Руси. Наиболее полно их точка зрения по этой проблеме изложена в докторской диссертации И.Д. Беляева «Крестьяне на Руси».
И.Д. Беляев был крупным русским историком позапрошлого столетия. Его работа «Крестьяне на Руси», опубликованная в 1860 г., была первым фундаментальным трудом по истории крестьян. В ней освещается эпоха со времен Киевского государства до XVIII в. Написав свою работу в период подготовки крестьянской реформы, Беляев стремился дать в ней ответы на жгучие вопросы современности.
Всю историю крестьян Беляев подразделил на три периода. Первый период – с древнейших времен до конца XVI в. На этом этапе крестьяне были людьми вольными, они могли свободно переходить с одной земли на другую и от одного владельца к другому. «Каждый мог поселиться там, где его примут», – писал И.Д. Беляев. Вместе с тем он отметил и ряд ограничений, затруднявших крестьянские переходы». Одно из них заключалось в согласии феодала или общины на поселение крестьянина. Это ограничение усиливалось по мере уменьшения необработанных, свободных земель. Вторым ограничением было разделение крестьян на тяглых и нетяглых. Тяглый человек мог уйти лишь в том случае, если община его отпустит, или если он даст за себя выкуп. Третьим ограничением являлось назначение для выхода определенного срока в году. Крестьяне, вышедшие не в установленный законом срок, возвращались на прежние места. Перечислив эти ограничения, Беляев тем не менее утверждал, что в то время все крестьяне были людьми свободными и по закону, и на деле[18].