— Реликт! Всю жизнь в интернате благородных девиц прожил! Берём всё! А ты не снимай! Пойдешь в этом!
Он оторвал зубами ярлык и с рубашки, укусив меня при этом за загривок. Продавец мерзко лыбился. Покупки были оплачены карточкой.
Затем меня торжественно повезли домой. Тетя Анечка чуть в обморок от моего вида не упала, но Май хотя руки её не целовал, но тут же влез и в её сердце.
— Ух, ты как вкусненько пахнет! Это солянка у вас? Так мы сейчас с Лёлей, — и не забыл ведь, гад, — пару тарелок навернём!
И, действительно, навернул пару тарелок и меня заставил лопать, хотя капусту тоже не люблю. А этот — «жри» — и не интересуют его мои вкусовые пристрастия! Выспрашивал у тети Анечки про её внуков, про «как здоровье», про то, каким я маленьким был! Няня цвела и пахла! Велела нам дождаться пирогов! И целый час мы «дожидались».
После пирогов поехали в студию встречать скрипку. А потом еще и разбираться с тем, как это работает? На помощь пришли Эсэс и Женька Перевалов. На электроскрипке играть совсем непривычно. Слышно всё, любое неосторожное касание смычком или шершавое глиссандо пальцем. Пожалуй, классику играть здесь сложновато… Только примитивную мелодию. Нужна идеальная техника. Но звук, конечно, гундявый. Хоть и корпус редуцирует и а-ля эфы они изобразили формой, но деревянная акустическая скрипка, даже ученический Каприс, звучит человечнее, чувственнее. Май сказал, что это у меня предубеждение против электроники. Я еле сдержался, чтобы не кинуть в него этой ямахой!
Пробовали с ним контр-дуэт сыграть из «Неба», у меня не сразу получилось! Ублюдок обрадовался моему ляпу!
Потом ещё мне включили песню, на которую нужно было соло играть. Не фига себе, слова Шекспира? Это чтобы авторские не платить? Хитрый ход! Даже приятно подыгрывать английскому гению! Соло нетрудное. Украсим потом!
Уже в десять парни отправились домой, и Май тоже решил, что «хватит на сегодня». Самолично прибирал инструменты, пока я показательно ныл, что не сделал домашку, что джинсы все же узкие, что в «Пели-кане» все курят, что не позвонил маме, а тетя Анечка маме точно расскажет про мои пластыри и т.д. Когда выходили из комнаты и он уже выключил свет, то я вдруг был схвачен за плечо и откинут к стене. Май навалился на меня, прижал собой, поймал мои махающие руки и пригвоздил их своими ладонями. Блин, опять целоваться лезет! Но ведь репетиции с Лидочкой не было! Я не успел это озвучить, он первый:
— Ты простил меня? — и в рот языком лезет! Я мычу, как отвечать-то? А он отрывается и еще раз спрашивает: - Ты ведь выступишь с нами? — и в губы, я опять мычу.
— Правда, я хорошо целуюсь? — ха, не буду ничего говорить на это! – Скажи это, а то не отпущу! — и еще раз вглубь меня полез.
— Ну! Тебе нравится, как я целуюсь? — требует он опять.
— Лучше всех, лучше Ленки, лучше Светки, лучше всего 11а, и даже Никитос гораздо хуже, чем ты! Ага! Поверь мне, я знаю, что говорю! Быстро убрал свои руки и губы! Ты мне пластырь содрал! Сначала калечит, потом целует! Идиотизм!
Май заржал, но отпустил. Еле пережил дорогу до дома, опять страху натерпелся. Оставляя меня у дома, Май спросил, приду ли я завтра к Лидочке:
— Май, — я серьёзно взглянул на него через ночь, — просто верни мне скрипку. Пожалуйста! Ты же добился всего, чего хотел. Я не уйду. Просто верни без всякого порно, тебе же самому тошно от этого…
— Тошно, — он меня отталкивает и надевает шлем, — но без порно не могу!
Комментарий к 9.
========== 10. ==========
Илья Родионович, увидев меня, заявил, что пора обращаться в полицию, на ублюдка надо жаловаться. С трудом его убедил, что всего лишь «упал на стаканы, поскользнувшись на жирном полу». Врач мне не поверил. Не поверил и Зиновий Веньяминович, отругал! Поэтому спрашивать об опыте игры на электроскрипке я не стал, у меня есть подозрение, что он запретит, ибо звукоизвлечение с классической скрипкой отличается.
Сразу после репетиторства на мотоцикле у подъезда Гельдовича меня ждал Май, чтобы отвезти в студию. Хорошо, что я не на контрабасе играю, а то прикольно было бы с ним на мотике проехаться! В студии до ночи играли «Небо» с Ямахой. Кир вместо пива принес чипсов, газводы и энергетиков в банках. Я сожрал почти все чипсы. Мне можно! Я первый раз их попробовал! Кир хохотал:
— Ну, Али, мы тебя здесь плохому научим!
Банку с энергетиком Май у меня забрал, предлог отличный — мал ещё!
Разрываясь между классикой и репетициями с рокерами, не успеваю делать все остальное. Схлопотал двояки по алгебре и по физике. Не выучил очередной фрагмент Грига, не позвонил маме. Придя домой, рухнул в сон одетым, хотя снилось, что я голый. Проснулся утром совсем не отдохнувший. Нужно к Лидочке ехать, слишком давно я с ней не был. Соскучился.
В школе нашёл Мая и попросился прийти. Он предложил сразу после школы, а вечером в студию. Блин, опять без домашки!
Ждёт меня после уроков у выхода. Мне кажется, что вся школа с придыханием за нами наблюдает. Как он перехватил у меня рюкзак, как вдруг мне куртку стал застегивать, как, получив по рукам за это, ласково улыбнулся, как дверь мне открыл и первым пропустил. Я пихнул локтем ублюдка около мотика:
— Какого черта ты выставляешь меня девчонкой!
Тот только ухмыляется.
Мы заезжаем ко мне за нотами и за анечкиным обедом, а потом к Маю, как обычно — занимаюсь около двух часов, разбираю заданное Гельдовичем. Ощущение, что Лидочка на меня обиделась, звук кажется каким-то глухим, дутым. Бросил скрипку у монстра дома, позволил прикасаться к ней чужим пальцам. Уговаривал Лидочку потерпеть, дул в эфы, грел щекой деку. На этом месте в лоб мне прилетел комок из смятой бумаги. Злобный зрителе-надзиратель Май не желает, чтобы я проявлял какие-то чувства к Лидочке. Играю дальше, скрипка постепенно ожила и простила меня. Сегодня сложнейший фрагмент на четвертой октаве, опять с крещендо, а без фортепьянной поддержки сложно. Ритм считаю себе сам, а он у Грига непростой.
Через два часа, когда я, видимо, уже достал высокими нотами бедолагу Мая, тот остановил Грига.
— Теперь что-нибудь для меня.
Я к этому был готов, прихватил с собой ноты адажио Антонио Вивальди. Партия скрипки - ведущая, простая, на легато, в миноре, но с какой-то не похоронной, а светлой грустью, от Альбинони отличается настроением. Эту вещь я играл в прошлом году на выпускном, причём с папой, он согласился на вторую роль, ради такого случая. А раз с папой, значит, произведение отточено! Безусловно, это адажио — шедевр, певучее, пронзительное, с длиннющими тактами, парными разнооктавными переходами, с осенним дождливым настроением. Мелодия такая, что хочется подпевать, хочется, чтобы она не заканчивалась, а переливалась в груди долго. Хочется, чтобы никого не было рядом, чтобы всё заглохло и сгинуло, чтоб только музыка наполняла жизнь. При этом музыка без крещендо, без разрыва аорты. Вивальди стирает суету, знакомые лица, звон денег и шум улицы, адажио, как медитация. Жаль, что короткое, меньше пяти минут. Завершаю классически. Смотрю на Мая.
В этот раз не отворачивается. Он просто, по-моему, не понял, что музыка прекратилась. Смотрит в одну точку, недвижен и просветлен, как будда. Закусил нижнюю губу, и выражение лица от этого стало каким-то детским. И долго он будет в ауте?
— Ээй! Ку-ку! — машу я ему смычком, и Май сдувается, выдыхая, в глаза возвращается сознание, ладони протирает о колени.