- Тебе же говорил Зиновий Веньяминович! Это я неудачно упал! А мама только через неделю приедет!
- Да… я знаю, мы не увидимся с ней. Но я приехал к тебе! Пойдем есть пироги и беседовать!
Я давно заметил, что родители практически не видятся. Мама на гастроли - отец заедет. Отец на конкурсы, записи, работу в театре - мама отдыхает дома. Только по телефону общаются. Подозреваю, что это не совпадения, это спланированный образ жизни. Папа рассказывал о Париже, о каких-то незнакомых мне антрепренерах, о конкурсе музыкальных коллективов в древнем Кракове, о том, что он там встретился с альтистом Матеушем Ольховицким, с моим партнером по совместному музыкальному проекту в Зальцбурге, о погоде в Риге и реставрации Домского собора. Папа выглядит хорошо, молодо, никаких морщинок под глазами или живота над ремнем. Может, спросить его, есть ли у него другая семья? Я пойму, в истерику и ревность не кинусь. Но нужен случай. Потом спрошу.
Как и ожидалось, вскоре потребовался мой дневник с четвертными оценками. Дневник был безупречен. Отец выспрашивал о школе, а потом и о «Маёвке». Я схематично рассказал о группе, о том, что меня «долго уговаривали», что даже выступал в клубе. Отец совсем не разозлился, наоборот, проявил информационную грамотность.
- Покажи мне выступление-то! В интернете наверняка выложено, не в Ю-тубе, так в социальных сетях! Давай, давай! Заводи свою шарманку! (это он про комп)
Захожу вконтакт, так как видел на странице «Маёвки» выложенное видео с концерта. Загружаю. Отец смотрел очень внимательно и не морщился даже. Я затаил дыхание, волнительно, как он оценит и песню в целом и мою работу в частности. Он досмотрел, потом прошёлся по странице скроллингом. И вместо оценки «Неба» вдруг спросил:
- Что у тебя с этим мальчиком?
- С каким? – выдавил я из себя, моментально покраснев.
- С солистом! У вас с ним отношения? Любовь?
- Папа… Ты что! – сиплю я в ответ.
- Это же видно! И на сцене, и на фотографии, и вот, пожалуйста, на мотоцикле ты тут… И молодежь вон пишет! «Сладкая парочка – пусть дольше будут вместе», «У нас вся школа знает, что Май присвоил себе Али», «Жаль, что Али настолько не свободен», хм. И другое тут, матом, например… Али – это ведь ты?
- Пап! Мы не сладкая парочка! И я вообще свободен! Просто Май, он странный, он наглый, тащит за собой и не спрашивает. Он вынудил меня играть у них. Вот я и играю, но мне понравилось…
- Не переживай! Что касается музыки, то мне такая не нравится, но ты неплохо справился. Что касается твоего мальчика со странным именем и ваших… э-э-э…отношений, то не мне тебя судить, в моём-то положении… Если любишь, то плюнь на всё на всех и люби! Только на музыку не смей плевать!
- Пап, я не люблю его!
- Что ж! Жалко парня тогда, ну, разберётесь сами… И джинсы, кстати, тебе хорошо…
У меня продолжительный шок. Это что за реакция такая? Он не взбунтовался против ненормальных отношений? «Любишь, то люби!»? И как он быстро разглядел, выцепил самую суть! И еще загадочное: «… не мне тебя судить, в моём-то положении!»
И еще эти комментарии! Черт! Когда они успели появиться? Нужно было сначала посмотреть, а потом отцу подсовывать! Я решил, что нужно как-то обозначиться в инете, развеять этот миф. На стене ответить? Так из группы никто не отвечает, никто не пишет. Такая договоренность – звезданутое молчание, типа мы – боги, выше вашей болтовни. И я тут такой проявлюсь обиженный. Напишу в личку, самым убежденным и активным, тем, кто в онлайн, а они потом, может, общественное мнение на стене изменят. Выбрал пять постов, четыре девчонки и один парень. Всем написал примерно одно и то же: «Я - Али. И твой коммент на странице Маёвки – полная хрень. С Маем меня связывает только три песни. Бесят все эти фантазии». Четверо ответили.
- «сори тогда, друган! просто тут все говорят, я и повёлся! играешь прикольно!»
- «значит, Май свободен?» (я ответил, что все вопросы к нему, я не в курсе)
- «фигли он тя возит? А ты реально Али?»
- «прости», «мне так неудобно», «я такая дура», «я все исправлю, всем скажу, что это неправда», «а у тебя есть девушка?», «ты такой классный»…
Последние сообщения от пользователя Никочка Прилесина. За двадцать минут в сети узнал, что она учится в 11 классе в 35-ой школе, что была на концерте в «Пели-кане», что она знает все песни «Маёвки», что у неё есть собачка чау-чау, что её раньше привлекал Май, а вот теперь я! И даже предложила встречаться! Это, видимо, популярность!
Весь вечер провели у Гельдовича, которого отец называл запросто «Зинкой». Сегодня я с Лидочкой, еще вчера её в буквальном смысле вылизал. Скрипку спиртом не чистят, загрязнение, пыль протирают тряпочкой, смочив слюной. Как после этого давать кому-то свою девочку в руки? Волос смычка протер спиртом, а струны - канифолью.
Я сыграл им «Румынские танцы», а потом занялись Григом, отец с листа играл мне аккомпанемент. Разбирали ошибки. Прослушивали пассажи в исполнении Когана. Потом «Зинка» достал спиртное, и они ударились в студенческие воспоминания, изредка обращая на меня внимание. Я достал телефон. О, смска от Мая: «Ты как?» Нормальный вопрос, отвечаю: «Об косяк». Тогда следующая, тут же: «Ты где?» Я культурный подросток, поэтому отвечаю: «В Караганде!» Он - вопрос: «С кем?» И тут я не нашел универсального ответа: «С отцом». Май: «Когда домой?» Я : «Не знаю, тут еще целая бутылка коньяка». Он: «Быть дома в 10, трезвым». Идиот!
Но получилось, что дома нарисовались позже. Пьяный пианист пал на диван и захрапел тенором в мажоре. А я пошёл к себе и, включив свет, испуганно крикнул защитительное: «Бля-а-адь!» На кровати по-турецки сидел Май.
- Привет!
- Ты псих? У меня отец дома! Как ты сюда попал? Всё же закрыто! – зашипел я.
- У меня есть ключ.
- Откуда?
- Твоя мама потеряла…
- Ты вор! Вор и извращенец! Зачем пришёл?
- Переживаю за тебя. Ты плакал вчера. Ты переживаешь всё слишком сильно, чересчур!
- А как я должен относиться к твоим выходкам? Мне радоваться тому позору, что мне угрожает, если ты выложишь съёмку?
- Я не собираюсь ничего выкладывать! Ты же не собираешься от меня сваливать! Это будет наш маленький семейный архив!
- Какой архив..?
- Хватит! Пора уже спать!
- Что пора..?
- Сюда иди! – и он хлопает на место рядом с собой.
- Зачем?
- И ты еще хочешь, чтобы я ничего не предпринимал? Опять выёбываешься? – закипает Май.
- А что ты хочешь делать?
- Тебе перечень ласк в письменном виде для утверждения предоставлять? Не бойся! Целовать буду! Надо же как-то приручать тебя к себе! А то трясешься от страха!
Пришлось идти. Поцелуи - это не страшно, не больно, а приятно. Правда, приятно только до определенного момента. Как только он своими руками бесстыдными и губами развратными довёл меня до тянущей боли внизу живота, когда закрутило, сжало внутри, стало невыносимо. Я вырвался из его рук и на цыпочках прокрался в ванну, типа в душ. А Май побежал в туалет, не знаю, зачем…
Уходил он через балкон, чтобы отца не разбудить. Мамин ключ не отдал. Поинтересовался, во сколько завтра концерт. Потребовал быть на вечерней репетиции. Уже перед самым сном зашел вконтакт. Мда… кого я там переубедить хотел? Никочку? Или себя?
***
На сцене чайковки я как дома. Столько здесь сыграно, столько моих побед и ошибок видела она. И мой костюм, и запах мытой сцены и пыльного занавеса, и знакомые лица, и резонирующий яркий звук акустически простроенного пространства, и Зиновий Веньяминович на аккомпанементе – всё моё. Кроме Мая, который сидел в третьем ряду. Я исполнял четыре из шести румынских танцев. Май лыбился, а я кидал на него гневные взгляды. Сидит и меня голым, что ли, представляет? Паразит! Он мне мешал, даже Гельдович послал мне раздраженное дергание бровями – строгий выговор после первой пьесы. Пришлось справляться с собой.