Верховный сам придумал эмблему своего «Генштаба»: земной шар в перекрестье гигантского прицела, и за планетой – надвинувшиеся друг на друга рубиновая звезда и черный двуглавый орел.
Старая знать боялась его. Дамокловым мечом над ней висел запрет Верховного расставаться с аппаратурой космической связи и с приемниками «ГЛОНАСС». Каждая попытка чиновников собраться где-то вместе и строить заговоры становилась невозможной: светящиеся точки на компьютерной карте рисовали любую «тайную вечерю». И горе было тому, кто был уличен в обмане Верховного, в том, что оставлял свой личный приемник! За страхом же приходило уважение, и народ, уставший от многолетнего всевластия номенклатурных князьков, боготворил жесткого Вождя.
Само Координатное ведомство, которое экономило Империи миллиарды рублей, было слепком с Мэцукэ – службы госконтроля сегунов, военных диктаторов позднесредневековой Японии. Спасая огромные ресурсы от разворовывания, Вождь находил возможности для технологического рывка огромной страны. Для жилищного строительства и для реконструкции легкой индустрии. Но, ужесточая контроль, он разрешил расширить полномочия местных советов, городских самоуправлений.
Но вот он и на месте. С узким кругом людей, принимающих решения.
…Сначала докладывал председатель Совета Министров. Грузный, представительный Павлов с ежиком коротко стриженных волос. Он ничего не скрывал: что выгребаются последние запасы валюты, что затраты государства растут.
– В ближайшие год-полтора нужно что-то решать, – хмуро сказал Павлов в завершение своего короткого доклада. – Иначе СССР обанкротится. Принимаемые нами меры сильно запоздали. Больших кредитов нам взять сейчас не удастся: постарались американцы…
– Спасибо, Валентин. Присаживайтесь, – Верховный сделал плавный жест рукой, потянулся за сигарой. – Прошу высказываться, товарищи.
– Нужно договариваться с Вашингтоном, – невесело произнес министр иностранных дел Кириллов, сухопарый и официальный, как хороший кадровый дипломат. – Мы явно не выдюжим дальнейшего противостояния.
– Да, товарищ Верховный, – поддержал «мидака» шеф КГБ Бобков, – нужно реально посмотреть на вещи.
– Кто еще выскажется? – Верховный пыхнул сигарой и внимательно обвел взглядом сидящих за круглым столом.
– Нельзя договориться, – помотал головой Сергей Васильевич. – Они нас через колено ломать начнут. В Вашингтоне наше желание договориться воспримут только как плохо замаскированное предложение о сдаче. Вы представляете, какие условия они выдвинут?
– Может, все-таки поинтересуемся их условиями? – осторожно заметил Павлов. – Все равно у нас сложное положение. Даже если мы совершенно прекратим гонку вооружений. Ведь на оружие мы тратим в основном рубли. А нужна именно твердая валюта! Нам, конечно, удалось многое сделать за счет прекращения безвозмездной помощи африканским странам, мы немного сбалансировали продовольственное снабжение. Но этого недостаточно, товарищи. Мы взялись за давно назревшие реформы, а они требуют много средств в инвалюте, хотим мы того или нет! Сегодня важно сохранить СССР. А ради этого можно кое-чем и пожертвовать.
– В самом деле, – поддержал его глава Госстроя Юрий Баталин. – Невозможно одновременно работать и на оборону, и на обновление экономики страны. Мы не можем добиться роста цен на нефть.
Глава Генштаба маршал Ахромеев нервно потеребил красную папку:
– Возможности сокращения оборонных программ еще есть, конечно. Но мы должны учитывать социальные последствия. Недовольство военных может прорваться наружу.
Обсуждение получалось невеселым. Верховный, выждав, пока все выступят, взял слово сам:
– Одним словом, положение наше почти безвыходно, насколько я понял. Во всяком случае, при нынешнем порядке вещей. Но сдаться мы не можем, товарищи. Вы не хуже меня понимаете, что наш противник ведет дело к распаду Советского Союза. Он продолжит нас разорять, даже если мы уступим ему во всем. Он чувствует свою силу. И помощи ждать неоткуда. Положение крайне опасно.
Но я вижу выход. Нужно выиграть время и поднять цены на нефть, не так ли? В этом наше спасение сейчас, никто возражать не будет. Но враг тоже выдыхается! У него в стане начались разброд и шатания. Судьба «холодной войны» решится в ближайшие месяцы, от силы – за год. Считаю, что нам нужен решительный шаг…
С этими словами Верховный дал знак рукой. Помощник откинул штору на стене за спиной Верховного, открывая за ней большую рельефную карту. Присутствующие с немалым удивлением узнали Аравийский полуостров. А руководитель СССР вдруг заговорил о вещи непривычной и даже страшной…
Он говорил спокойно и уверенно, ясно, логически разбивая речь на пункты.
– Таков наш замысел. И предупреждаю: решение обжалованию не подлежит! Речь идет о жизни и смерти нашей страны. Принимаю лишь деловые предложения.
Воцарилась тишина. Все понимали, что Верховный не отступит от принятого решения, он только довел его до их сведения. И что теперь за каждым из них установится усиленная слежка. Слишком велики ставки в игре.
Первым решился подать голос начальник Генштаба:
– Вы предлагаете оголить наши ракетные части средней дальности? Но это же подрыв обороноспособности!
– Послушайте, товарищ маршал! – твердо и с металлом в голосе ответил Верховный. – Меня всегда разила наповал ваша логика: если американцы имеют тысячу ракет, то нам нужно иметь столько же плюс одна! Эта логика уже разорила страну. Что толку от вашего паритета по ракетам средней дальности, если страна завалится? Если здесь начнет развиваться системный кризис? Вы можете представить себе массовые беспорядки в городах? Вы должны понимать, что нам нельзя не закончить реформ, нельзя провалиться в деле радикального обновления страны. Как потерпела крах идеология коммунизма – не вам рассказывать. Как мы в Карабахе резню давили, напомнить? А теперь представьте, что все это по стране пойдет. Национализм в Средней Азии, на Украине, в Прибалтике пробовал поднять голову. Мы его придушили – но не убили. И он вырвется на свободу, проиграй мы сейчас противостояние, «холодную войну». И никакое ядерное оружие нас тогда не выручит. Можете вы это взять в толк или нет?
Мы сейчас находимся в крайне опасном положении. Да, начаты реформы с огромным размахом. Но их еще надо довести до успешного финала. Нам, кровь из носу, но нужно дать советским людям жилье, хорошие заработки, отличное питание и потребительские товары. Нам нужно начать новую урбанизацию, свернуть страну на рельсы наукоемкого развития. Едрена мать, да разве вы не понимаете: провалится этот план – и нам придется править в разваливающейся стране! В окружении всеобщей ненависти и зависти! Бросая на подавление мятежей и беспорядков войска, которые вскоре начнут выходить из повиновения! Черт возьми…
Присутствующие увидели, как зрачки Верховного вдруг расширились. Он подался вперед, уперевшись в какую-то далекую точку невидящим взором. И замолчал на секунды две-три.
В тот момент словно вспышка полыхнула внутри его мозга. И он вновь увидел чуть размытую картину из своих ночных кошмаров. Будто бы толпа каких-то кавказцев с крючковатыми носами мочится на красный флаг, а рядом смуглые ублюдки насилуют двух белокожих женщин. Мелькают какие-то папахи…
Совладав с собой, Верховный продолжил:
– Потому я приказываю: готовиться к операции и снимать для этого нужные ракеты с западного направления.
Американцы войну начать не осмелятся. Они жить хотят. Кроме того, у нас против их евроракет останется четыреста наших. Вполне достаточно!
И он вперился горящим взглядом в лицо маршала.
– Я не держусь за место начальника Генштаба, – глядя Верховному в глаза, сдавленно проговорил Ахромеев. Он чувствовал, как что-то сжимает ему горло.
– А я попросил бы вас и дальше работать! Или вы боитесь того, о чем мы говорим?
– Да нет, товарищ Верховный. Я все же солдат, а не политик. Мое дело – выполнять приказы высшего политического руководства, – перевел дух маршал.
Верховный встретился глазами с министром обороны, своим преданным соратником. Он-то, в отличие от начальника ГШ, все давно знал. Министр едва заметно шевельнул веками. Мол, не беспокойтесь – поработаем.
– Товарищ Ахромеев, прошу понять нас правильно. Да, мы предварительно проработали план операции, не ставя вас в известность. Согласитесь, сама идея такого удара слишком смела, чтобы выносить ее раньше времени в Генштаб.