Калфа грубо расчёсывала влажные волосы француженки, совсем не так, как это делал Якуб, и укладывала их на соблазнительно открытые плечи. Замаскировав чёрные круги под глазами и нездорово бледную кожу непрозрачной пудрой, служанка накрасила искусанные губы госпитальерки кроваво-красной помадой, а затем обвела глаза сурьмой. Привычными движениями она умащивала шею девушки, грудь и руки, а Башира глубоко вдыхала этот приятный аромат, напоминавший тот, что царил в салоне Якуба, которым он был пропитан и сам. В зеркале она видела дивный раскрывшийся цветок, готовый напоследок показать миру свою таинственную красоту и неизбежно увянуть. Ей уже доводилось видеть, как великолепен человек в шаге от погибели, и теперь она наблюдала таковой уже себя.
— Хатун, мы готовы, — калфа подозвала других рабынь, и они спешно вошли в покои, чтобы сопроводить француженку.
Золотой путь расстелился пред Баширой Ханым Эфенди, но ей он казался усеянным лезвиями и залитым кровью. Однако она переступала свой страх с каждым шагом, гордо держа подбородок и осанку. Хранитель покоев известил, что султан ожидает беглую наложницу внутри.
Сделав глубокий вдох, госпитальерка приготовилась встретиться лицом к лицу со своим злейшим врагом. Она не поклонилась, но Сулейман стоял спиной и не увидел этого.
— Ибрагим-паша сказал, что ты сбежала из дворца. Кто ты такая? Как ты посмела? — он был возмущён, но едва повышал голос, не желая тратить силы на свою жалкую рабу. Султан обернулся и столкнулся глазами со смелым и прямым взглядом приведённой хатун. — Наказание за такую немыслимую дерзость — смерть. Отвечай. Я жду объяснений.
— Я была в Эдирне, когда меня готовили к вашему приезду, но другие девушки позавидовали мне, заперли в комнате и подожгли. Я спаслась, но они угрожали мне расправой. Я испугалась и сбежала, каждый миг проливая слёзы по упущенной возможности увидеть вас, — госпитальерка машинально озвучивала заранее подготовленные слова, слабо надеясь на то, что Сулейман поверит. — Я молила Аллаха, чтобы мне дали второй шанс, и вот, я перед вами, — её алые уста изогнулись в приторной улыбке, а в глазах отражалось лишь бесконечное презрение к своему злейшему врагу. Султана заинтересовала эта хатун, и он подошёл ближе, чтобы провести рукой по её необычным белым волосам.
— Откуда ты?
— С Родоса.
— Гречанка?
— Француженка, о, Владыка мира.
Падишах удовлетворённо улыбнулся, и, взглянув на свою пленницу, он прильнул к её губам. Башира опешила, ей стало противно, но она ответила на поцелуй. Сулеймана распалила заморская красота наложницы, и он продолжил опытно осыпать ласками её шею и плечи, однако вместо удовольствия все эти прикосновения вызывали лишь отвращение и неприязнь. Он вновь впился в уста девушки, уводя её к своему ложе. Правитель мягко толкнул рабыню на постель, а сам навис над ней. Его похотливые руки проходили по соблазнительно вздымавшейся груди девушки, талии, бёдрам, он смаковал их, но не спешил вкушать, осознавая, что покорная жертва не посмеет противиться его воле. Башира же изображала удовольствие и трепет, в то время как её охватывала тошнота и брезгливость. Взяв её под колени, он притянул девушку к себе, и вновь склонился для поцелуя. Опираясь о кровать, султан свободной рукой управлялся с замысловатой застёжкой на поясе. Госпитальерка же прижимала его спину ближе к себе, в то время как ловкие пальцы левой руки проникли под юбку, и сомкнулись на рукояти кинжала. Француженка столько раз представляла себе этот миг, и вот теперь реальность в точности совпадала с её мечтами. Она ударила султана ножом в бок, закричав «Deus vult!». Тот зашипел от боли, зажав рану, и отстранился от девушки.
— Стража! — скомандовал он. — Бросьте в темницу эту неверную!
Башира ответила лишь раскатистым хохотом, не выпуская из рук обагрившийся кинжал Великого Магистра. Когда аги поволокли её из султанской палаты, выбив у неё нож, другие слуги справлялись о здоровье султана, но тот лишь отмахнулся, что рана несерьёзная. Госпитальерку это до боли опечалило, но она радовалась, что не позволила завладеть собой. Она покинула покои с надменной улыбкой и гордо поднятым подбородком, но в глазах скупыми слезами блестела тоска по её утекающей молодой жизни. Навстречу конвоирам и их заключённой шёл Искендер Челеби с юной женой, Устадашах Ханым. Девушка храбро преградила дорогу стражникам, чтобы напоследок поговорить со своей знакомой.
— Что случилось? — она с ужасом заметила капли крови на белом платье Баширы.
— Ибрагим-паша зверски убил моего мужа, его головорезы привели меня во дворец, где султан покушался на меня, но я никому так просто не дамся, — ханым с гордостью кивнула на алые пятна.
— Госпожа, эта хатун покушалась на жизнь повелителя, — вмешался в разговор один из стражников. — Это сбежавшая наложница, которая оказалась предательницей. Будьте добры, не преграждайте нам путь.
— Я свободная замужняя женщина, а не османская рабыня! — кричала ханым аге в лицо.
Устадашах с горечью в сердце смотрела на заключённую, вспоминая, как приятно было с ней поговорить. На глаза навернулись слёзы от осознания той боли, что в один миг обрушилась на столь юное и прекрасное создание. Искендер беспокоился за беременную жену, потому взял госпожу под руку и велел идти за ним, а та покорно последовала за мужем, оборачиваясь француженке вслед.
— Да будет твоим пристанищем рай, — промолвила ханым, и услышала в ответ «Амин».
*
Плеть разрывала изувеченную спину девушки, а та уже устала кричать, из её горла вырывался лишь хриплый приглушённый стон. Башира давно сбилась со счёта, но раз за разом принимала новые удары, не отвечая ни на один вопрос.
— Остановитесь, — холодным тоном приказал какой-то знакомый голос.
— Султанша, — палач поклонился вошедшей женщине, управляющей гаремом.
— Оставь нас. И отвяжи ей руки.
Кнутобойца послушно ринулся исполнять приказ. Грубая верёвка, обвившая тонкие запястья ханым, ослабла, и она безвольно упала оземь. Подняв голову одним усилием воли, она увидела Хасеки, которой когда-то верно служила. Оперевшись о грязные камни, Башира попыталась встать, чтобы как следует поприветствовать Махидевран, но султанша жестом позволила ей сидеть.
— Как ты посмела напасть на падишаха? — госпожа была сердита, но скорее не от содеянного француженкой, а оттого, что ей пришлось отвечать за свою бывшую служанку.
— Султан приказал мне прийти в его покои, — спокойно созналась иоаннитка, — а я не пожелала. Так или иначе меня бы казнили, но я хотя бы защитила свою честь.
— Паша сказал, что увидел тебя в доме Якуба Эфенди. Что ты там делала?
— Я была замужем за ним, — с особым наслаждением произнесла ханым. Эти слова словно опиум заглушили на мгновение её боль.
— Как?! — Махидевран пришла в ярость. — Как ты могла заключить никах с этим неверным? Аги, приведите сюда лекаршу.
— Не надо, госпожа. Не терзайте меня перед смертью, вы же сами — женщина. Я и так настрадалась. И эти плети — малое из этого. Меня избивали, обливали ледяной водой под открытым зимним небом, я горела заживо, но самое страшное — мне пришлось избавлять любимого от адских мук, когда люди Ибрагима разорвали его плоть.
— Стойте, не зовите, — поникшим голосом приказала управляющая гаремом.
— И снова благодарю вас, султанша, — дрожащие холодные пальцы Баширы легли на впалый от голода живот и погладили его. У Махидевран замирало сердце, когда она смотрела на свою служанку. Она видела многих хатун, но именно история этой девушки смогла дотронуться до её души.
— С рассветом солнца тебя казнят, — констатировала женщина, прежде чем уйти.
*
Сон никак не хотел приходить, несмотря на всю моральную и физическую усталость — Башира понимала, что у неё будет целая вечность, чтобы вдоволь выспаться в сырой земле. Всё, чем она занималась этой ночью — смотрела пересохшими глазами за решётчатое окно под самым потолком, следя за ходом небесных тел, и вспоминала свою жизнь. Разум рисовал образы прошлого обрывистыми, но ослепительно яркими, порождая невыносимую тоску по давним и безвозвратно ушедшим временам. Не ощутив, как она провалилась в сон, иоаннитка резко пришла в себя и обнаружила, что небо стало чуть светлее. Хотелось завершить это мучительное ожидание, но с другой стороны она понимала: эти томительные минуты — завершающие строки в её книге жизни, исполненной захватывающих приключений и сражений, но вынужденной окончиться блекнущими в солнечном свете звёздами в этом тюремном окошке.