В дом Оливера постучали, и тот, удивляясь чьему-то неожиданному визиту, лениво побрёл открывать. На пороге стояла Катрин-Антуанет, а в её бордовых воспалённых глазах блестел нездоровый энтузиазм. Она оценивающе осмотрела его с головы до ног, а затем, без лишних приветствий она перешла к делу:
— Мне будет нужна твоя помощь, — серьёзно заключила она. Англичанин сразу начал кивать, но девушка жестом велела ему слушать. — Но не спеши соглашаться, это очень опасное дело. Ты молодой и сильный, сможешь защитить и проводить, но если ты не захочешь рисковать, то я пойму и найму солдата.
— Куда проводить? — изумился юноша.
Прижав руку к опоясанной болью голове, девушка вспомнила, что не рассказала саму суть.
— В Османскую империю.
Глаза госпитальера расширились ещё сильнее, и тогда француженка добавила, что щедро ему заплатит, и вдвое больше — за молчание и отсутствие каких-либо вопросов.
— Хорошо. Я поеду, только чтобы с тобой ничего не случилось. И не надо мне золота.
— За безопасность в Ордене не переживай: завтра Его Преосвященнейшее Высочество отправляется в очередную дипломатическую миссию. Мы успеем вернуться, — на самом деле Катрин сомневалась в собственных словах, но ей нужно было пресечь любую неуверенность со стороны товарища.
*
Оливер вошёл в открытую каюту в одеждах купца среднего достатка, и увидел иоаннитку, прилаживавшую на голове хиджаб. Его охватили противоречивые эмоции, но он ничего не сказал, как и не задал будоражащего вопроса: что за «недуг» такой сломил сестру Ордена, а затем заставил вернуться на земли, где её поработили?
— Мы прибыли в порт, — холодно заключил он. Девушка обошла его и спешно покинула трюм, чтобы взглянуть на турецкий берег. Госпитальер взял её брошенную сумку и неохотно побрёл за ней. Наверху он обнаружил, что француженка решила его не ждать и ушла без него. Плохо ориентируясь в незнакомой стране, он не смог отыскать приятельницу в разношерстной толпе. Он вздрогнул, когда чья-то рука хлопнула по его плечу, и обернулся, по привычке держа руку на рукояти меча. Он увидел Катрин-Антуанет.
— Я обо всём договорилась и заплатила. Мы сядем на корабль завтра вечером.
— А если в Неаполе не окажется судна до Ниццы?
— Мы обогнём Неаполитанское королевство и пойдём прямым путём. Мой знакомый, капитан Загалу, к нашей удаче запланировал очередную поездку. А теперь пойдём, не будем тратить время впустую, уже поздно.
Оливер заметил извозчика, ожидавшего пассажиров, но Катрин лишь отмахнулась, заявив, что хочет пойти пешком, чтобы вновь взглянуть на город, где она целыми днями, и в жару, и в дождь, гуляла вместе со своим сердечным другом. Казалось, что она и вовсе не покидала эти места. Ноги сами ступали по знакомому маршруту, и, у самого дома, она повернулась к спутнику, протягивая ему мешок с золотом.
— В конце переулка есть таверна, где останавливаются европейские купцы. Пойди, сними себе комнату.
— А ты? — с недоверием во взгляде спросил англичанин.
— А мне есть, где переночевать. Я же просила, никаких вопросов. Что захочу — расскажу сама. Встретимся за послеобеденным намазом. Когда на закате услышишь голос намазчи, приходи сюда.
Не до конца всё для себя уяснив, Оливер неуверенно кивнул головой и пошёл по указанному направлению. А Катрин с замиранием сердца зашагала к дому, который так не хотелось покидать. Усыпанный опавшей листвой, он выглядел давно брошенным — ни закрытых занавесок, ни света в столь поздний час, лишь зияющая тьма в окнах. Усилием воли, девушка запретила себе плакать, но горячие слёзы сами собой лились по еле тёплым щекам. Из соседнего дома за ней наблюдали какие-то пожилые женщины, что-то между собой обсуждая и окидывая ханым недоверчивым взглядом, но её это совсем не волновало. Подул сильный, уже по-осеннему прохладный ветер, приятно охлаждавший кожу. Госпитальерка расслабленно закрыла глаза, а, когда открыла их, всё уже выглядело совсем иначе: озаряемая высоким полуденным солнцем постройка утопала в некошеной зелёной траве, в которой резво бегала маленькая девочка. «Йилдыз!» — громко позвала её наблюдавшая за ней женщина, одетая, как и девочка, в фиолетовое платье. Из-под платка окликнувшей её ханым проступали золотые завитки, совсем не такие, как у Йылдыз — пепельно-каштановые, вьющиеся на концах. Та подошла и потянулась миниатюрными ладонями к матери, чтобы та подняла её на руки.
Завороженная этой картиной, Катрин простояла так некоторое время, но когда ветер утих, оказалось, что и вовсе не было на улице никого. Воспалённый разум, давно не знавший полноценного сна, подменял реальность собственными картинами, и только сейчас иоаннитка поняла, как далеко могла зайти в своей тоске. Госпитальерка подошла ближе к дому и достала ключ, дрожащими пальцами вставила его в замочную скважину и нерешительно провернула. Пройдя через небольшой узкий коридор, она ступила в салон Якуба Эфенди. Увиденное заставило её в ужасе зажать ладонью рот и тихо простонать: на половицах так и остались пятна: видимо, дом бросили совсем сразу после прихода Ибрагима, успев только похоронить тело господина. Девушка подошла ближе, и, несмотря на свою боязнь крови, она села на пол и провела рукой по шершавой обветшалой древесине. Сейчас совесть корила её за то, что она не была рядом в тот момент, ведь возможно ей удалось бы чем-нибудь помочь или вовсе предотвратить эту ситуацию, но прошедшего не вернуть, как и её возлюбленного, от которого всё, что осталось — эти пятна. И моральная, и физическая усталость истощала француженку. Больше всего в этом мире ей хотелось бы как и прежде лечь на колени эфенди, и уснуть навсегда, но об этом оставалось лишь мечтать. Робко, словно опасаясь реакции прорицателя, она без стука вошла в его спальню, и увидела, что всё убранство было покрыто пылью, даже его постель. Сняв с кровати покрывало, Катрин отряхнула его и аккуратно сложила, убирая в сторону. Она легла на мятые простыни, словно на них ещё вчера кто-то спал, и прижалась лицом к подушке. Его ложе до сих пор хранило неповторимый запах своего хозяина, и девушка не могла оторваться от ткани, так легко обманывавшей разум. Несмотря на невыносимую печаль, очернявшую её раненое сердце, француженка спокойно уснула. Впервые за столько времени ей снился Якуб. Мужчина стоял на пороге и был разгневан за то, что Башира оставила его, пренебрегла чувствами и вернулась в объятия неверного. Ханым слёзно отрицала его обвинения, и всё повторяла: «Я же вам обещала», а он слушал, не перебивая, и лицо его смягчалось. Она то звала его к себе, то просила забрать её, но он молчал, не сводя сурового взгляда с перепуганных глаз француженки, пока не заключил: «А ведь ты вернулась». Звездочёт сел на постель, и она прогнулась под ним, как под живым, и он потянулся своей мягкой ладонью к лицу возлюбленной. И вдруг иоаннитке стало так хорошо, что теперь она плакала от счастья. Она прижималась щекой к его руке и улыбалась, призывая взглядом приласкать её. Склонившись над Катрин, эфенди начал страстно целовать девушку, то и дело подхватывая пальцами горячие слёзы. «Не истязай себя больше, хотя бы потому, что я никогда не захотел бы твоих страданий. Даже океан слёз не сможет вернуть того, кто по воле Аллаха должен был уйти из мира живых» — турок расчёсывал её волосы и прижимал к себе, а тёплый шепот из его уст заставлял принимать иллюзию за реальность. «Ты видела Йилдыз?» — он обратил на девушку пытливый взор.