Выбрать главу

Ольга Антоновна Добиаш-Рождественская

«Крестом и мечом. Приключения Ричарда І Львиное Сердце»

Ленинград, 1925, переиздано Москва «НАУКА» Главная редакция восточной литературы 1991

1

2

3

4

ПРЕДИСЛОВИЕ

Посвящаю дорогому моему учителю

Ивану Михайловичу Тревсу

в 40-летие его деятельности

Приключения Ричарда Львиное Сердце должны возбудить в современном читателе интерес, быть может еще более живой, чем тот, какой к ним притягивал людей его поколения. Драматическая фигура блестящего авантюриста и бесстрашного скитальца по суше и морям, жизнь, полная головокружительных успехов и роковых неудач, волновавшая воображения Востока и Запада, для нас — вне своих живописных эффектов — имеет более сложный смысл. Он определяется как раз тем, что смущало его современников, было им особенно непонятно и сказалось лишь в их случайно оброненных фразах и недомолвках. Выросший органически из своей среды, необычайно ярко ее отразивший, Ричард вместе с тем почти свободен от власти традиции. В его системе как правителя, в его тактике как стратега, в его методах как моряка, в его миросозерцании как «крестоносца» было очень мало такого, что, не искажаясь, вмещалось в стереотипные формулы его эпохи. В частности, в этом последнем вопросе очень трудно установить, был ли сколько-нибудь «церковно настроенным» человеком этот насмешливый король, чьи мефистофельские шутки подчас веселили, а чаще пугали его анналистов и поэтов. Вся его западная и восточная эпопея имеет, несомненно, какой-то иной смысл, чем утоление тоски по Иерусалиму, хотя в современном ему изображении она отчасти отлилась в эти краски. И если мало кто в такой мере нес в себе наследство прошлого, то мало кто пробудил и сконцентрировал

5

с такой силой эмоции, пробивал пути, ведущие в новый мир, как неугомонный король Ричард. В этом смысле он (кого в титуле первой из наших глав мы назвали «викингом во французской культуре») не может остаться безразличным для истории, но которой он прошел как сила одновременно разрушительная и движущая.

6

I. ВИКИНГ ВО ФРАНЦУЗСКОЙ КУЛЬТУРЕ

«За полгода до гибели Анри II, в пятницу перед Рождеством, в час ночного безмолвия, приблизительно около времени первого сна, взошла в Англии комета, обычно предвещающая смерть или рождение государей. Она восходила ниже не только звезд, но и планет и в этом туманном воздухе мнилась чем-то вроде огненного шара. Она неслась через небеса со странным шумом, как бы длительным громом, оставляя за собою непрерывной полосой тянущееся сияние».

*1. За полгода до гибели Анри II - Именуя так Генриха II Плантагенета (1133—1189), О.А. Добиаш-Рождественская хочет подчеркнуть его принадлежность к французской культуре. — Примеч. автора послесловия (далее: Б. К.).*

Эта удивительная комета должна была явиться знамением смерти старого короля. Она же возвещала вступление старшего из оставшихся в живых его сыновей — герцога Ричарда. Многократно преданный отцом и предавший его незадолго до смерти, «принц с львиным сердцем» должен был в 1189 году продолжить на английском королевском и ряде французских герцогских и графских престолов ту злополучную династию, над которой висело пророчество Мерлина:

«В ней брат будет предавать брата, а сын — отца».

Читатель, пробегающий приведенные в начале этого очерка строки из трактата Геральда Камбрезийского «О воспитании государя», не может отделаться от мысли, что прямо и непосредственно к Ричарду относится образ кометы, оставившей зловеще яркий след в туманном небе средневековой Англии.

А также всех впечатлительных воображений Европы и Передней Азии. Если в течение его жизни суда короли Ричарда пенили волны Атлантического океана и Средиземного моря, если в самой несходной обстановке и в

7

самых различных климатах и местах моря и суши он действовал, воевал, грабил, кощунствовал, пировал, ругался (его ругательствам Геральд посвящает целый параграф, с неодобрением сравнивая его манеру с исполненным благочестия и приличия поведением французских принцев), молился, пировал и пел, то эта пестрая правда его жизни нашла отражение в самой разнообразной поэзии его времени. Его воспели труверы Северной Франции, как и трубадуры Южной. Вокруг его страшной фигуры слагались арабские сказки и пророчества итальянских визионеров. Хроникеры греческой и латинской Европы, как и армянской Азии, запечатлели на разных языках ужас перед его яростной энергией, его демонической силой, восхищение перед его великодушными подвигами, жалость к его трагической судьбе.