Определенные средства предоставляла церковь, отдававшая двадцатую часть своих имуществ, а в отдельных случаях получавшая разрешение Рима взимать на Западе десятину в пользу крестового похода. Кроме того, религиозные ордена тамплиеров и госпитальеров имели право каждый год просить помощи у всех церквей христианского мира на содержание своих армий и крепостей. Церковь получала также исключительные дары, которые часто делали принявшие крест, но не смогшие отправиться в поход, чтобы выкупить свой обет большим пожертвованием, – обычай, о котором довольно скоро забыли. Нередко завещания свидетельствуют об угрызениях совести по этому поводу, и наиболее примечательным в этом отношении является, несомненно, завещание короля Филиппа Августа.
Он выполнил свой крестоносный обет лишь вынужденно, под большим давлением и сразу после осады Акры поспешил собрать багаж, взвалив всю тяжесть дальнейших действий на Ричарда Львиное Сердце. В 1122 г. за год до смерти, он составил завещание (его автограф сохранился) "Мы дарим и завещаем 3000 марок серебра королю Иерусалима, 2000 марок госпитальерам и столько же заморским тамплиерам для их следующего мартовского похода… Более того, мы дарим и завещаем этому королю, тамплиерам и госпитальерам 150500 марок серебра для оказания помощи Святой Земле, дабы они содержали 300 солдат в дополнение к своим войскам в течение трех лет после разрыва перемирия с сарацинами. На эту сумму король будет содержать 100 солдат, треть суммы – Госпиталю, а остальное – Храму".
Если сравнить эти огромные суммы с тем, что он завещал другим, а именно 10000 ливров жене Изамбур – она, правда, большого места в его сердце не занимала – и столько же, что весьма примечательно, своему незаконному сыну Филиппу Лохматому, то легко понять, что король хотел этим жестом искупить слабость желания лично участвовать в крестоносной войне тридцать лет назад.
Его строки уточняют стоимость содержания солдат в Святой Земле: сумма в 150500 марок предназначалась, согласно королю, на содержание 300 солдат в течение трех лет, т. е. содержание одного солдата в течение года, в начале XIII в., обходилось в 165 марок серебра. Это расходы на содержание. Крестоносцу же, отправлявшемуся в поход, нужно было, прежде всего, подумать о снаряжении, и можно понять, что оно стоило очень дорого. Поэтому неудивительно, что, например, скромный крестоносец из Болоньи, составив в Дамьетте в 1219 г завещание, оставил свое вооружение немецкому госпиталю, где хотел бы быть погребенным, и выразил желание, чтобы его оружие послужило другому бойцу.
Его завещание, впрочем, очень трогательно благодаря перечислению того, что он оставлял в наследство и что позволяет представить, каково было снаряжение скромного крестоносца и каким имуществом он располагал. Он оставил дары священникам, дабы они служили панихиды по нему, своей жене Гилетте, которая сопровождала его в заморском походе, он оставлял все то, что найдут на нем после смерти в Дамьетте, матери и брату он завещал свое имущество в Болонье, а товарищу, с которым он принял крест, – рубаху, два мешка сухарей, два муки, две меры вина и большой кусок сала.
Столь же показательным является акт от 1248 г., то есть времени крестовых походов Людовика Святого, он составлен от имени горожанина Гаэты, желавшего вооружиться к будущему "походу за море" и бравшего напрокат доспех за 17 су; в акте уточняется, что если в походе по его вине доспех будет утрачен, то он выплатит всю его стоимость – 70 су.
После снаряжения – дорожные расходы. Несомненно, что пока люди шли по христианской земле, то как паломники они могли рассчитывать на гостеприимство в тех областях, которые пересекали. Ничто в наше время не может нам дать представления о средневековом гостеприимстве, кроме, может быть, молодежных гостиниц, которые, вероятно, можно сравнить с Божьими домами, прибежищами, которые в средние века можно было найти повсюду на дорогах паломников. Паломник, принявший крест или нет, мог также всегда рассчитывать на пищу и кров в монастырях, а в крайнем случае – у частных лиц. Некоторые обычаи того времени выразительно гласили, что паломник на своем пути может брать все, что нужно для пропитания его и его лошади, и рассказы о паломничествах, правда, более поздние (большинство таких рассказов относится к XIV – XVI вв., то есть ко времени, когда чувство гостеприимства значительно ослабло), позволяют отметить, что "тугой кошелек" нужен был, лишь когда паломник оказывался за морем, ибо там "он был не среди милосердных людей, которые делают что-либо из сострадания".
Нужно учитывать, что большая часть пути проделывалась по морю, по крайней мере, с середины XII в. Бароны, ведшие свои армии, фрахтовали для этого суда, и сохранилось несколько контрактов, похожих на те, которые составлялись для "всеобщей перевозки" и по поводу которых вел переговоры с Венецией Виллардуэн.
Во время крестового похода Святого Людовика некоторые сеньоры, в их числе Жуанвиль, не присоединились к основной массе крестоносцев и сами договаривались с судовладельцами (в основном в Марселе и Генуе) о перевозке своих людей и лошадей. Так, граф Жан де Дре заключил договор с двумя марсельскими судовладельцами, Гильомом Сюффреном и Бернаром Лубе, которые предоставляли ему судно "Ла Бенит", обязуясь погрузить только его оружие, багаж и людей. Ему это обошлось в 2600 турских ливров. В то время граф Ги де Форез зафрахтовал судно "Ла Бон Авантюр" за 975 марок серебра, и в договоре уточнялось, что на нем будут стойла для 60 лошадей и экипаж из 41 матроса, значит, судно было довольно больших размеров.
Что касается простых паломников, пересекавших море самостоятельно, то они занимали места на кораблях в зависимости от своих средств. Мы знаем некоторые детали путешествия Жака де Витри благодаря его письму, отправленному из Генуи в 1216 г.; правда, речь идет о важной персоне, поскольку он был тогда епископом Акры, и тем не менее он тоже испытал волнения: "Когда я проезжал по Ломбардии, случилось так, что дьявол сбросил в быструю, бурную и страшно глубокую реку мое оружие, то есть мои книги, которыми я решил сражаться, и все другие необходимые мне вещи; эта река из-за таяния снегов безмерно разлилась, снесши мосты и даже утесы. Один из моих сундуков, полный книг, попал в воды реки, другой же сундук, где был палец моей матери Св. Марии Уанийской, удержал мой мул, не позволивший ему утонуть. И хотя на удачу был один шанс из тысячи, мой мул целым и невредимым добрался до берега с этим сундуком. Другой сундук зацепился за деревья и был чудесным образом найден, но еще чудеснее то, что книги, хотя они и были немного затоплены, все же еще можно читать".
Затем он рассказывает о подготовке морского путешествия: "Я арендовал новый корабль, который еще не был в море, поскольку его только что построили, за четыре тысячи ливров; это пять мест для меня и моих людей, то есть четвертая часть верхнего замка[32]. Там я буду есть, читать книги и вообще оставаться днем, если не будет шторма на море. Одну комнату я снял, чтобы в ней спать со своими спутниками, другую – для хранения одежды и запаса пищи на неделю; в третьей снятой мною комнате будут спать мои слуги и готовить мне пищу, еще одно помещение – для моих лошадей. Наконец, в трюме корабля я велел уложить хлеб, сухари, мясо и другие продукты на три месяца".
Но здесь речь идет об условиях исключительно комфортабельных; самые скромные крестоносцы вынуждены было довольствоваться местами между палубами или на второй, первой палубе, где они спали, завернувшись в плащ. Статуты города Марселя уточняли, что такое место должно было иметь как минимум 2,5 пана в ширину и от 6,5 до 7 в длину[33], допуская при этом, что паломников можно укладывать плотно друг к другу так, чтобы "голова одного касалась ног другого". Каждого паломника заносили в регистр корабля, и нотарий, который это делал, выдавал, как и нынче, билет с указанием имени и номера места для пассажира. Что касается питания, то паломник должен был договориться с человеком, занимавшимся на борту судна снабжением, которого звали "каргатор".
32
Это постройка на носу корабля, где располагались наиболее комфортабельные каюты, занимавшиеся судовладельцами или знатными пассажирами.