— Смирные да кроткие, говоришь? Наслушались мы о ваших похождениях. Мирные странники! Ватага разбойников, вот вы кто, и деретесь хоть куда.
— Если бы вы только знали, сколько опасностей нам пришлось изведать в пути, генералиссимо, — убедительно сказал Долф.
Ему показалось, что титул «генералиссимо» пришелся воину по душе.
Из толпы крестьян, стоявших рядом с воинами Перуджи, выступил коренастый человек и направился к месту переговоров.
— Мои люди желают знать, скоро ли мы начнем, — бросил он, недоверчиво косясь на ребят.
Он говорил на диалекте, из которого Долф не понимал ничего, кроме слова «начнем», да и то потому, что человек подкреплял свою речь угрожающими жестами, показывая то на недовольных крестьян, то в сторону замка и вопрошающе глядя на всадника.
— Подождите! — рявкнул тот. — Я отдам приказ, когда наступит время!
— С переговорами у вас ничего не выйдет, — продолжал крестьянин. — Нам нужна голова графа Лудовико.
— А мне, по-твоему, что нужно? Помолчи пока. Не с детьми же ты собрался воевать?
— Деточки? Бамбини? — насмешливо хмыкнул крестьянин. — Хороши детки, нечего сказать. Да они, словно туча саранчи, налетели на наши земли и растащили последнее, что осталось после разбоя Лудовико. Они нам столь же ненавистны, как и графское иго.
Долф уловил слово «разбой», но гораздо больше слов сказало ему выражение лютой злобы и ненависти на лице крестьянина. Дело снова принимает опасный оборот. Он покорно сложил рука.
— Молю тебя, господин, дозволь нам покинуть эти места, всевышний вознаградит тебя за твою доброту.
— Отпетый сброд, — взревел крестьянин. — Перекинулись к нам после того, как император выкурил их с севера. Ничего, мы укоротим их рост ровно на одну голову.
Долф плохо понимал крестьянина, но взгляд, которым он сопровождал свою речь, не оставлял сомнений в его намерениях. Долф распрямился, отбросил угодливую манеру и просительный тон и крикнул в лицо мужчинам:
— Тогда убивайте неповинных детей! Но попомните меня: ваши руки до конца дней будут запятнаны их кровью. Я уже не говорю о том позоре, которым покроют себя солдаты, воюющие с детьми, неспособными даже постоять за себя. Делайте свое дело вместе с самим дьяволом. Расправляйтесь с детьми, заодно поднимите руку на святого отца, что находится при них, и вся Умбрия содрогнется от ваших мерзких деяний.
Марике в ужасе затаила дыхание. Белый флаг в руке Фриды затрепетал. Крестьянин в бешенстве кинулся к мальчику, но всадник на лошади встал между ними.
— Как ты смеешь, Рудолф ван Амстелвеен? — вскричал он.
Люди той поры очень высоко ставили личную храбрость человека, пусть даже граничившую с дерзостью и нахальством, не был исключением и воин из Перуджи.
— Побожись! — приказал он мальчику, ставшему белее полотна. — Побожись всеми святыми, что дети-крестоносцы и вправду просят убежища и никакой хитрости здесь нет.
Долф понял. Он достал из-под свитера медальон с изображением Богоматери и прильнул к нему губами, затем высоко поднял над головой.
— Пресвятая Дева свидетельствует о том, что я говорю истинную правда. У нас нет сговора с Лудовико, мы сами ненавидим его. Он обманом заманил нас в ловушку, из которой мы не знаем, как выбраться.
— Аминь, — твердо произнесла Фрида.
— Аминь, — прошептала Марике и вновь устремила взгляд на всадника. — А теперь нам можно пройти? — спросила она на ломаном тосканском.
Дело решилось. Была ли тому причиной кротость хорошенькой Марике или беспомощный взгляд ее больших серых глаз смягчил суровое сердце воина? А может быть, он опасался навлечь на свое войско презрение всех жителей Перуджи, которые узнают, что его солдаты сражались с малыми детьми?
— Даю вам час времени, — отрезал он. — Я прикажу своим людям беспрепятственно пропускать вас небольшими партиями, но запомни хорошенько: одно подозрительное движение, один брошенный в солдат камень — и мы сотрем вас в порошок. Понял?
Долф упал на колени, выражая свою благодарность.
— Вы благородный человек, генералиссимо. Мы будем молиться о вашей победе. Позвольте еще раз обратиться к вам с просьбой?
— Тебе все мало? — недовольно буркнул воин.
— Простите, господин, в замке содержатся трое заложников из наших, святой Николас, предводитель крестоносцев, и с ним двое детей знатного рода. Обещайте сохранить им жизнь, когда захватите замок.
Всадник изумленно уставился на него:
— Так у графа еще и ваши заложники? И вы так легко бросаете их?
Черт подери, ну и дела! Он внимательно рассматривал Долфа, и во взгляде его сквозило презрение.
Долф ответил:
— Мы надеемся, что ваши солдаты освободят невиновных.
— Ладно, ладно, поторапливайтесь. Через час мы начнем штурм.
Воин начинал терять терпение, но Долфу не требовалось повторять дважды. Он неумело отвесил поклон и вместе с девочками поспешил в лагерь.
— Быстро! Строимся по двадцать человек в ряд. Ножи спрятать под одеждой. Луки и стрелы бросаем здесь. Пусть думают, что мы полностью безоружны, тогда нас пропустят беспрепятственно. Поторапливайтесь!
Какое облегчение снова говорить на германском наречии. Отец Тадеуш, Петер, Франк, Берто, Фрида, Труде, Марике, Карл, Марта, а также все стражники и охотники принялись собирать ребят, делить их на группы, строить в ряды и отправлять к позициям осаждающих. Воины, уже закрепившиеся в боевом порядке, расступались, пропуская детей. Ликованию Долфа не было пределов. Они вырвались из мышеловки. Хитрость графа не удалась.
Движение полутора тысяч детей не могло остаться незамеченным. В замке быстро сообразили, что маленькие крестоносцы, вместо того чтобы выполнить требование графа, убираются восвояси. Граф возлагал надежды на эту живую преграду, что стала между ним и противником, но вот преграда стронулась с места и удаляется у него на глазах. Войско Перуджи пропускает детей.
Кипя от злобы, граф раздавал приказания. На отходящих детей обрушился град стрел, полетели горящие факелы. Ребята закричали, смяли ряды и в беспорядке рванулись вперед, прямо на цепи нападающих, где тут же образовалась зияющая брешь, достаточная, чтобы пропустить толпу. Еще несколько мгновений — и боевой порядок воинов был сломлен. Внезапно подъемный мост, ведущий к замку, опустился, и больше полусотни всадников молнией устремились по его дощатому покрытию, намереваясь воспользоваться возникшим хаосом. Предводитель войска Перуджи заметил их, и его боевой клич разнесся над озером. Солдаты вновь сомкнули цепь. Последняя партия ребят, среди которых находились Долф, Марике и Петер, оказалась отрезанной от своих и зажатой между людьми графа и армией осаждающих. Сейчас разгорится кровопролитное сражение, и тогда им грозит неминуемая гибель.
Крестьяне тоже пришли в движение, кровь ударила им в голову при виде рыцарей Лудовико, всего неделю назад разбойничавших на их землях. Грубо отталкивая ребят, которые мешали им, крестьяне с гневными воплями кинулись в бой. Долф обернулся и застыл на месте: прямо на него стремглав летел конный рыцарь. Позабыв обо всем на свете, мальчик выхватил свой нож и вонзил острие в круп лошади, которая заржала и взвилась на дыбы. Угодить бы Долфу под копыта, если бы один из крестьян мощным толчком не отбросил его в сторону, пока четверо других стаскивали рыцаря с седла. Поле боя, на котором сошлись защитники замка, воины Перуджи и мятежные крестьяне, являло ужасную картину. Полтысячи ребят, зажатых между воюющими сторонами, яростно дрались, хватаясь за все, что только было у них под рукой — обломки мечей, камни, палки, они висли на ногах всадников и тянули их к земле. Они мешали воинам, путались у них под ногами, но отказать ребятам в смелости было нельзя. Многие видели, как упал Рудолф ван Амстелвеен. Они отомстят за своего командира!