- Понимаю. Есть заговор против императора, и мне предлагают вступить в него. – Я оглядел всю троицу. – Но на кой черт я вам сдался?
- Во-первых, император поступил с вами жестоко и несправедливо. Вас осудили по его прихоти, шевалье. Это нам известно лучше, чем кому либо. Во-вторых, чем больше надежных людей окажется в наших рядах, тем лучше. Не все братья внушают нам доверие. Вы же успели заслужить уважение в ордене. Благодаря вам орден узнал о кознях сулийцев. Некоторые ненавидят вас, но многие считают героем. Даже говорят, что вы были бы лучшим командором, чем болтун де Лассене или выживший из ума Пьерен де Гаст.
- Из каторжников в командоры? Недурная карьера.
- Именно, - человек в маске не услышал или не захотел услышать моей иронии. Запустил руку в кошель на поясе и вытащил свиток пергамента. – Если вы с нами, то немедленно подпишете эту хартию. Она будет предъявлена императору от имени всех, кто хочет спасения отечества. Ознакомьтесь, шевалье.
Я развернул свиток. Это был ультиматум. Императору предлагалось отречься от престола в пользу претендента, указанного Тайным Советом, в который входят следующие высокие персоны (далее в листе стояли несколько подписей без расшифровки).
- И кто будет новым императором? – спросил я, продолжая держать в руке лист.
- Мессир Робер де Кавальканте, - ответила маска. – Он будет коронован под именем Робериуса Первого.
- А если император не захочет отречься?
- Матерь пресвятая, шевалье, ну зачем вы задаете такие глупые вопросы!
- Я понял. – Сразу вспомнилась моя встреча с Алерием, его последняя воля, клятва, которую я дал императору. Неужели уже тогда Алерий подозревал, что его собираются свергнуть? А если так… - Что будет, если я откажусь подписать эту… хартию?
- Еще один глупый вопрос, шевалье, - мой собеседник шагнул ближе и шепнул: - Но я отвечу на него. Очень трудно найти тех, кто имеет несчастье упасть в шурф рудника «Уэстанмеринг»!
От этого шепота у меня ослабли ноги. Я понял, что моя судьба решена – или я подпишу бумагу, или…
- Подумайте хорошо, - добавил черный капюшон все тем же зловещим шепотом, - мы знаем, что вам есть ради чего жить. У вас ведь есть жена, не так ли?
- Слушай, ты, если с ней что-нибудь случится…
- Это не я сказал, это вы сами, - ответил мерзавец. – Итак?
- НЕТ!
Они не ожидали этого ответа. Все трое. Их будто гром ударил. Я отдал бы все сокровища мира за возможность увидеть их лица. Насладиться их шоком.
- Нет! – повторил я, стерев рукавом со лба обильно выступивший пот. – Никогда!
- Вы… шевалье, вы хорошо подумали? – Черный капюшон все же овладел собой.
- Да! - Мне хотелось плюнуть ему в рожу, но я не мог: рот пересох от страха. Дрожь наполнила тело, ноги ослабли, сердце начало биться с перебоями и поползло к горлу, будто собиралось вылезти из груди. – Да!
Черный вырвал у меня из пальцев хартию, медленно свернул в трубку и спрятал в кошель.
- Хорошо, шевалье, - сказал он, и мне послышалось странное, непонятное и неподобающее ситуации одобрение в его голосе. – Ступайте, и да пребудет с вами Матерь!
Они ушли неслышно, как тени, в боковую дверь, оставив меня одного. А потом появился надсмотрщик.
- Живой? На-ка! – Он протянул мне флягу. Я взял ее, поднес к губам. Во фляге был дешевый ром, вроде того пойла, что нам выдавали по воскресеньям. Но сейчас эта бурда с резким запахом сивухи показалась мне райским напитком. Я сделал несколько жадных глотков, закашлялся, рукавом вытер рот. Надзиратель одной рукой выхватил у меня фляжку, другой похлопал по спине.
- Ну-ну! – буркнул он. – Полегчало?
- Немного.
- Тогда подставляй руки, - надзиратель приложился к фляжке, крякнул и зевнул. – Из-за тебя, щенка, полночи не спал…
***
В Хольдхейме я часто думаю над тем, что жизнь человека, имевшего несчастье попасть сюда, измеряется не в часах или днях.
Она измеряется в вагонетках с рудой. Десять вагонеток руды в день на троих – такова цена жизни.Или, точнее, цена очередной, на один день, отсрочки от мучений и смерти.
Битва за новый день начинается утром. Еще до рассвета, мы все, несколько сотен заключенных отряда, приписанного к руднику «Уэстанмеринг», идем в шахту под охраной сонных надзирателей и спускаемся под землю в ржавой скрипящей хрупкой клети группами по шесть человек. Оказываемся в рудничном дворе – огромной темной пещере, освещенной только факелами и тусклыми огоньками рудничных ламп. Здесь стражники сковывают нас одной цепью по трое. После этого наверху бьет сигнальный колокол, мы берем из шкафов инструменты, и нас под охраной разводят в жаркие, едва освещенные рудничными лампами тесные туннели работать. Наполнять вагонетки.