Э.С».
Несмотря на игривый тон письма, я почувствовал тревогу Элики. Похоже, она не меньше меня переживает за судьбу Домино и всего Морского народа. Сразу вспомнились слова императора Алерия: «Мы никогда не откажемся от этих земель, и значит, у виари будет повод для войны с нами, и повод очень серьезный». Я почти начал жалеть о том, что отказался от предложения императора отправиться к виари. Во-первых, навлек на себя императорскую немилость – не думаю, что Алерий привык к тому, чтобы ему отказывали, тем более какой-то свежеиспеченный рыцарь с сомнительной родословной! - во-вторых, лишился возможности встретиться с Домино и…
Нет, все верно. То, что предложил мне Алерий, было бы предательством. Мне пришлось бы поставить Домино перед выбором – или я, или ее народ. И кого бы она предпочла?
Хотелось бы думать, что меня. На такой выбор все равно разбил бы Домино сердце.
Я посмотрел на клеймор Энбри, который лежал на стуле в нескольких шагах от меня, и сразу вспомнил крестины меча – и ту легенду, которую рассказала нам Домино. О Последней Надежде. Еще вспомнил мой разговор с Эликой о Домино, о том, кем она приходится легендарному Зералину. Домино, прямая наследница дома Зералина, вместе с королевской кровью унаследовала и священную волю Первого капитана. Мечту о грядущем возвращении после долгого кровавого странствия домой, на тот берег, который виари когда-то потеряли. На землю, которую Ростианская империя уже века считает своей собственностью и никогда не отдаст эльфам. За которую виари, возможно, придется воевать с империей, и ради этого заключить союз с самой зловещей силой, которую только можно себе представить – с вампирами Суль.
Домино станет рабыней этих отродий. Они вкусят ее королевской крови, пробудят ее темную силу Гленнен-Нуан-Нун-Агефарр, превратят мою возлюбленную в глайстиг – чудовищную нежить, обладающую невероятной силой. Случится то, о чем предупреждал меня сэр Роберт. И если начнется война с Суль, не придется ли мне самому сойтись в смертельном бою с той, кто для меня дороже жизни, кого я люблю, любил, и буду любить до своей смертной минуты?
Кто знает…
За моей спиной вежливо покашляли. Я вздрогнул, обернулся. В дверях стоял Назария.
- Милорд, обед совсем остыл, - сказал он с некоторой укоризной в голосе.
- Я не голоден, - ответил я. Мне и впрямь совсем не хотелось есть. – Дайте мне вина, пожалуйста.
- Если желаете, могу сварить пунш.
- Не стоит, Назария. Просто кубок вина.
В кубке был хороший трехлетний имперский фианель, но этот добрый напиток показался мне кислее уксуса. Сделав пару глотков, я поставил кубок на стол и кликнул Назарию. Слуга тут же возник в дверях.
- Помогите мне снять эти доспехи, - попросил я.
Мне не в чем себя упрекнуть, думал я. Император сделал мне бесчестное предложение. Может быть, именно поэтому наша встреча проходила так странно – без свидетелей, без обязательного протоколирования. Император Алерий сам стыдился того, что собирался мне предложить. И я ответил отказом. Сэр Роберт гордился бы мной, узнай он о случившемся. Хотя не исключено, что я лишусь головы за свою принципиальность.
- Вы очень бледны, милорд, - лицо Назарии было встревоженным.
- Пустяки, - ответил я. – Я немного устал. Посплю немного, и все пройдет.
Я хотел добавить «кроме сердечной боли», но удержался. Не стоит огорчать доброго старика, он и так трясется надо мной, как курица над яйцами. Мне и впрямь надо поспать пару часов, а потом ехать в «Кабанью голову», куда меня пригласил Тьерри. И напиться до розовых слонов. А там будь, что будет.
***
Эх, какой кайф вот так запросто, душевно выпить с друзьями! И не беда, что из всех присутствующих я близко знаком только с Тьерри – вино всех быстро подружит. Уже сейчас чувствуется, как тает тот легкий ледок, который был в начале посиделок, когда Тьерри только-только познакомил нас. Еще бы – десять бутылок отличного белого котри выпиты до донышка, а трактирные служки уже выставляют на наш стол еще дюжину. И жареная кабанятина тут просто божественная – мммммм…
- Нет, ты молодец, что пришел, - в двадцатый раз за вечер говорит мне Тьерри. – Я так рад тебя видеть!
- Благодать! – сказал я, сорвав сургучную пробку с бутылки и разливая вино по кружкам.