Знакомая полянка, на полянке, пенек. А на пеньке – монашка-странница. Сидит, не шелохнется… Спиной к девушке.
- Доброго дня тебе, мать.
- Доброго и тебе, дочь моя. Ты одна?
- Одна, мать. Вот, покушать несу жениху. Но пирогов да блинов много, отведай, не побрезгуй.
- Добрая девочка… Хорошая… Как тебя зовут, дитя?
Ольга в это время подошла к пеньку, глянула в лицо страннице и обомлела.
Едва ли старше девушки, но… Глубокий капюшон скрывает большую часть лица. Однако, все равно видно – глаза монашки скрыты под плотной черной повязкой. Слепенькая. Господи, ну почему так? Ведь как жалко ее. Хоть плачь.
- Ольга, - ответила дочь трактирщика и в самом деле всхлипнула. Настолько ей стало жаль несчастную.
- Оооольгаааа… - протянула монашка. – Жаль ты одна, Ольга… Не успеваю. Ну да ладно. Сделаю, сколько смогу.
- Чего не успеваешь, матушка?
- Ты не поймешь пока. Потом поймешь. Да поздно будет…
- Я уже сейчас ничего не понимаю, - пролепетала девушка.
- И не нужно. Главное – я понимаю. Вижу, мечта у тебя есть заветная. Замуж выйти.
- Да! За Олега!
- Хм… Как бы это желание обернуть…
- Да ты не переживай, мать. Возьмёт он меня. Вот, увеличится его хозяйство вдвое, и возьмет!
- А сейчас его хозяйство тебя чем-то не устраивает? Маловато? Таково твое желание? Огромное хозяйство суженного? – и монашка звонко рассмеялась понятной только ей шутке.
-Нет. Хозяйство само вырастит, он очень упорный, мой Олег. Он все время над ним работает. Да и я чем могу – помогаю. А когда помогаю – оно вообще прямо на глазах растет. Хозяйство его все время увеличивается, каждый день, пусть и по чуточке. Каждый день, все больше и больше!!!
- Так чего же ты желаешь, дитя? Никак понять не могу… Очень уж ты… Проста. Открыта. Мысли даже не вода – сквозняк, от уха до уха. Будто есть ты, а будто и нет тебя.
- Мать… - девушка попыталась понять странное высказывание чернавки, не смогла, и привычно переключилась на другое. - Отведай пирожка. Вот с луком да яйцами. Вот с грибами. Вот с капусткою…
- Позже, дочь моя, позже… Да и откушала я недавно. Ты скажи, чего ты хочешь? Больше всего на свете. Я бы сама тебе это дала, без слов… Но… Странная ты какая-то… Уже почти полсотни девушек одарила, а такую первый раз встречаю. А из всех них, только одна была… Хм… Впрочем, неважно. ЧЕГО. ТЫ. ХОЧЕШЬ.
- Я… - Ольга задумалась. Вспомнила свои мысли, которые думала до встречи с монашкой и выпалила. – Хочу колдуньей стать!
- Оооо… - странница рассмеялась. Но уже не звонко, а как-то зловеще. – Проще простого. С этого момента – ты колдунья. Сложи пальцы так. Скажи – Херус Патронус, пожертвуй крупицу красоты, и все по-твоему исполнится.
- Вот так вот, просто? Я уже колдовать могу, да?
- Нет еще… Сначала… Я посмотрю тебе в глаза.
Громкий девичий крик поднял в небо всех окрестных птиц. В этом спокойном лесу подобное не было нормой. И птицы кружились довольно долго.
Девушка пришла в себя.
Почудилось? Или было?
Вот бы почудилось. Такое страшное – жуть. Пауки заместо глаз, да какие противные… Фууу…
Но монашки нет. Будто и не был никогда. Ой, нужно скорее забыть, развидеть, раздумать этот ужас.
Недалеко валяется корзинка с пирожками. Вернее, уже без них. Пирожки все на землю высыпались и перепачкались… Неужто Ольг голодным останется? А может попробовать?
Она сложила пальцы как монашка велела.
- Херус Патронус…
Пирожки поднялись, встряхнулись по собачьи, и четко, строем по одному полезли в корзинку.
Ольга счастливо засмеялась. Получилось! У нее получилось!!! Ух! Вот теперь они с Ольгом заживут! Это надо же!
Спасибо, спасибо, спасибо добрая монашка! А пауки… Что, пауки… Привиделись пауки. Чего только от переутомления не померещится…
Она подобрала корзинку, заглянула внутрь. Пирожки, чистые, румяные… Жаль уже холодные…
- Херус Патронус!
Ой! Горячие! Будто со сковороды!
И она, довольная собой побежала к жениху.
Конечно, она не могла знать… Не видела себя со стороны. Еще недавно свежая кожа слегка посерела, под глазами залегли темные круги, а над верней губой начали пробиваться усы.
Глава 46. Плохой крот.
46. Плохой крот.
Туннели Межмирья не понравились Константину. Несмотря, на то, что туннель казался единственным – вел во все миры сразу, и ориентироваться в нем не привыкшему к Условно-угловой космогонии барону было сложно.
Так он, даже примерно не мог сказать, как долго они уже идут, сколько прошли, и уж тем более куда направляются. Но Крот, казалось, никаких неудобств не ощущает, идет бодро и даже что-то напевает тихонько. Токик пытался объяснить спутникам, зачем они, собственно, вылезали в соседних мирах, но не сумел. Нет, объяснял то он толково. И любой кротолюд сходу бы уловил суть. Но в человеческих языках просто не существует понятий, которыми эта надобность легко объясняется. А фразочки типа «корректирофки направленнофти вектора пофтупателно-энергетичефкой фофтовляюфей пятимерного профтранфтва» запутали даже батюшку, не говоря уже о крестоносце.
- Пути Господни неисповедимы, - констатировал Константин. Проводник вздохнул и не стал оспаривать этой сентенции.
По одним понятным только Кроту приметам, он решил, что идти хватит. И с бешенным энтузиазмом принялся рыть штрек в стене туннеля.
Впрочем, рыть – не совсем правильное слово. Под огромными ладонями кротолюда, порода будто исчезала в никуда. Он не особо напрягаясь проделал ход достаточного размера, что бы даже рыцарь в полном доспехе не чувствовал себя там стесненным.
Пять-шесть метров штрека Токик проложил буквально за пару минут. Корзинщик уважающий чужие таланты, даже самые странные восхищенно зацокал языком. Неординарные способности крота произвели на чувственную натуру толстячка неизгладимое впечатление.
- Нифего необыфьного, - смущенно сказал кротолюд. – Вот, некоторые умеют плавать. А я – копать. Это примерно так же. Один раз научифся – и вфе, дело в шляпе. Офтанется только навыки оттафивать. Как ф плаванием. Я вот, плавать не умею, мне вообфе удивительно, как можно на воде держатьфя и не тонуть. Она же мягкая…
Подземное жилище Кротоантогониста по планировке очень напоминало хоромы Токика. Но вот по наполнению…
На месте рояля стоял окруженный человеческими и не очень черепами каменный трон. У трона тазик, наполненный кровью. Видимо, хозяин любил принимать ванночки для ног. Кухня завешана колбасами и сосисками. Заставлена бочонками с солониной, завалена копчеными острыми ребрышками и банками с маринованными субпродуктами. Константин поднапрягся и по слогам прочел буковки над связкой сарделек: «Сар-дель-ки-кан-ни-бал-ки. Эф-фек-ты…»
Какие там они давали «Эф-фек-ты», он прочесть не успел. Из спальни, проход в которую прикрывала кожаная занавеска, вынырнуло темное нечто. Подпрыгнуло. И одним ударом огромной ладони снесло голову замешкавшемуся Пендалю.
Глава 47. Минус один.
47. Минус один.
Не успело тело корзинщика рухнуть, а голова откатится к огромной амфоре наполненной, судя по всему, вином (вот ведь, инстинкт!), произошло сразу несколько событий.
Темный крот зашипел, оскалив длинные резцы и прыгнул на своего прародителя.
- Ми-ми-МИИИИ!!!
Меч рыцаря уже несся наперерез летящей ощерившейся твари, испуская хищные молнии… Но тут его захлестнули четки отца Ставросия и сбили точно выверенный удар. Меч лишь вскользь задел плечо маленькой фигурки, облаченной в черную кожу, вместо того что бы развалить ее пополам.
- ДЕС ВАЛЬТ!!!
- Не хрена! НЕ ВАЛЬТ!
- ОТЕЦ!!!
- Успокойся, сын мой! Хватит очами сверкать. Погляди.
С окровавленного пола уже поднялись два маленьких, удивительно похожих друг на друга человечка. Только один, в треухой шапке и меховом пальто отряхивался, бубня под нос нечто неразборчивое, а другой, в черной как смоль коже смотрел прямо перед собой остекленевшим взглядом. Сидящий рядышком Фофан тянул свое «мииииии» печально глядя на обезглавленный труп Пажопье.