Люди вокруг нас загипнотизированно наблюдали, как жрецы руководят ритуалом. В центре собора находилась самая прекрасная статуя Ангела Огня, которую мне только приходилось видеть. Она была идеальной и словно живой в каждой своей детали. Перед нами будто стоял сам ангел, воплощенный в стали. Он выглядел так, словно вот-вот откроет незрячие глаза и посмотрит на нас, готовясь к часу суда. Возможно, дело было в мерцании, исходившем от алтаря, но статуя будто дрожала от заключенной в ней жизни. На моих глазах огромный кран поднял с алтаря клетку, заполненную дымящимися трупами. Второй поставил новую клетку с живыми людьми. На место предыдущей подкатили еще одну клеть. Люди смотрели, не отрываясь. Очевидно, ритуал достиг кульминации.
Хор и толпа разом смолкли. Слышались только панические крики людей в клетке и глухой рев пламени под ними. Оно горело едва-едва, явно не на полную ритуальную мощность. Стоявший за высокой кафедрой жрец Сынов Пламени развел руки и начал молебен. Он вещал о ереси. Он вещал об искуплении. Он вещал о наказании завоевателей, которые осквернили святую землю Карска. Затем жрец произнес одно слово, и хор снова принялся петь древние ритуальные слова благословения Ангела, прося смилостивиться над душами тех, кого ему жертвовали, в надежде, что величайший слуга Императора, Ангел Огня, дарует им прощение.
Теперь я увидел заложенный в священную песню на готике смысл. Это была нечистая пародия на имперскую литургию. Она подражала ей, но использовалась только для того, чтобы придать лоска отвратительному жертвоприношению.
Часть меня, сомневающаяся часть, нашептывала, что, в сущности, настоящий имперский ритуал ничем не отличался от этого, ведь в нем также просили людей жертвовать жизнями и душами Императору. Я подавил закравшуюся мысль. Есть разница между тем, чтобы просить у людей идти на героические поступки по собственной воле, и тем, чтобы скармливать их огню в раскаленных добела клетках.
Всматриваясь в прекрасную статую с богоподобным лицом, я знал — что бы она собой ни представляла, в ней нет ничего святого. Нечто злое и коварное таилось под пеленой святости, дабы скрыть оскверненное и прогнившее сердце. Подо мной горели люди во вздымающемся до потолка пламени. Я подумал, что мог и сам там оказаться, и понял, что мы поступаем правильно, сопротивляясь культу, пусть даже ценой своих жизней. Затем я понял, что, скорее всего, мы действительно обречены на гибель.
Мы в ужасе смотрели, как сжигают наших товарищей. Местные жители наблюдали с явным возбуждением. Интересно, что заставило их прийти? Для них это лишь спектакль? Все они — особенно рьяные верующие? Им это кажется своего рода развлечением? Они не отличались от обычных жителей Велиала, но пришли сюда, чтобы посмотреть, как гибнут люди, словно для них это не более чем безвинная забава.
Я переводил взгляд с одного лица на другое. На некоторых был написан трепет. Двое-трое людей облизывали губы и истекали потом, будто искренне наслаждались кошмарным зрелищем. Большинство же казались несколько ошеломленными. Мне хотелось думать, что это из-за нечистой силы ритуала, который проводили Сыны Пламени, но я понимал, что это не так.
Многие люди пристально вглядывались в огонь с сосредоточенными лицами. Их просто завораживал сам факт смерти, и это было самое близкое расстояние, на которое они осмеливались к ней приблизиться, пока та не придет за ними сама. В этом была некая отвратительная загадка, даже помимо ритуалов Ангела. Думаю, все они надеялись узреть нечто мистическое, хотя бы краешком глаза увидеть реальность, которая лежит за гранью реальности привычной, стать свидетелями перехода от жизни к смерти, увидеть что-то духовно значимое.
Их ждало разочарование. Они видели лишь то, как гибнут люди. Слышали просто хор заглушаемых звуков. Обоняли только запах благовоний и подгорающей кожи. Если и было здесь нечто мистическое, так это ужас, ощущение кошмара, медленного приближения чудовища, которого манило наслаждение убийством, влекли вонь горящего мяса, притягивала аура отлетающих душ.
Когда ритуал окончился и краны оттащили старую клетку и водрузили на ее место новую, зеваки покинули галерею, чтобы следующая партия зрителей тоже смогла увидеть все своими глазами. Действие было хорошо налажено — великая машина, предназначенная для скверных целей, для человеческих жертвоприношений в промышленных масштабах.