Он смеется, и я тоже невольно прыскаю. Бедная Дашка. Ей, разумеется, тоже хотелось быть принцессой, но рядом с Аринкой у нее не было шансов.
– Она правда про меня никогда не рассказывала? – смущенно спрашивает он. – Мы Суханкины. Наши родители несколько раз Новый год вместе отмечали, да и мы детьми друг к другу на дни рождения ходили… Как подросли, конечно, меньше стали общаться…
Извини, Дима Суханкин, но Аринка не воспоминала о тебе от слова «вообще».
Я качаю головой, он вздыхает.
– Как думаешь, почему она это сделала? – спрашивает он, а я жалею, что не увела его вопросами в дебри воспоминаний.
– Не знаю, сама в шоке.
– То есть никаких причин у нее не было?
– Ну, видимо, какая-то была, раз она решилась на такое. Но у меня ни малейшего…
Он не дает мне договорить:
– Может, проблемы с учебой?
– Нет, точно не из-за учебы.
Во-первых, Аринка – староста курса. Во-вторых, учеба в принципе мало ее волновала. Институт для нее был скорее парком развлечений, чем светочем знаний, и относилась она к нему соответственно. Она вообще со всеми проблемами справлялась играючи.
– Значит, остается Макс, – говорит Дима Суханкин. – Или…
Многозначительная пауза.
– Или? – не выдерживаю я.
Он поворачивается и смотрит на меня с улыбкой, но глаза его холодны и серьезны.
– Или ее убили.
Вот те раз.
– У нее были враги?
Вот те два. Я смотрю на него круглыми глазами.
– Нет, – отвечаю как можно тверже. – Аринку все обожали.
Человек сто мечтало о ее смерти. Я сейчас, с ходу, могу назвать с десяток. Не задумываясь.
Дима бросает на меня взгляд, в котором я читаю недоверие. Но вслух он ничего не говорит. Мы поворачиваем к моему дому. Уже притормозив у подъезда, он просит мой номер телефона, и я диктую, от души надеясь, что мне не придется отвечать на его звонки.
Выхожу из машины и неторопливо иду к подъезду. Он не уезжает, ждет, пока я зайду. Сую руку в карман и пропускаю сквозь пальцы цепочку, зажимаю ключик в руке.
К Ключнице я пойду завтра. Боюсь, как бы Дима Суханкин не решил сегодня меня пасти, следопыт хренов.
Мама встречает меня в коридорчике. Обеспокоенная и растрепанная со сна.
– Настя! Мне только что соседка позвонила – сказала, какая-то девочка из вашего института сбросилась с двенадцатиэтажки?
Я снимаю куртку, вешаю на крючок, небрежно скидываю ботинки, и они остаются лежать враскоряку. Дома тепло и… привычно. Я вдруг понимаю, что впервые с нашего переезда рада сюда прийти. Раньше я всегда убеждала себя, что лучше быть где угодно, но только не в этой хрущевке с расползающимися по швам обоями и облезлой мебелью. Но сейчас внешний мир стал более неприятным, чем квартира, пропахшая старьем и жареным луком.
– Да, мам, – отвечаю я наконец. – Эта девочка – Аринка.
Мой голос дрожит, и в глаза лезут слезы. Я прохожу мимо, в комнату, стягиваю вололазку, стараясь глубоко дышать. Слова считалки, как назло, вылетают из головы.
Мама какое-то время стоит не двигаясь. Потом осторожно подходит ко мне, обнимает сзади и прижимается губами к моему затылку. Страстно чмокает и гладит по волосам.
Никогда не понимала, как объятия могут утешить.
Но я рада, что она не стала кудахтать как курица, плакать или причитать. На какой-то момент я узнала в ней свою прежнюю, настоящую маму. Обожаемую мою мамочку.
– Ладно. – Высвобождаюсь из объятий и продолжаю переодеваться.
Натянув спортивные штаны, майку и толстовку, я какое-то время медлю, соображая, чем хочу заняться. Потом иду за мамой в кухню. Мы пьем чай и разговариваем о какой-то ерунде. Я мимоходом сообщаю, что была у Авзаловых, она кивает и рассказывает о работе. В тот миг, когда мы сидим за столом в крошечной кухоньке, за окном – зима, но тут тепло, в кружке – чай с мятой, а на столе – дурацкая цветная клеенка, мне становится спокойно. Я чувствую себя как жук в коробке, и мне совсем не хочется, чтоб меня из нее вытряхивали.
Но кто-то вечно ломится к бедному коробочному жучку.
Раздается противная трель звонка.
Я смотрю на маму:
– Ждешь кого-то?
Она качает головой:
– Открой, Настюш, а то у меня вид ужасный.
Вот так просто – открой, Настюш. Она не понимает, что там, за дверью притаился внешний мир, который в одну секунду наполнился врагами. К нам редко приходил кто-то, кроме соседки, а она всегда стучит – громко и торопливо. Я уверена, что за дверью ждет что-то, связанное с Аринкой и ее смертью. Может, Макс пришел выбить мне мозги, или Дашка хочет доканать своими вопросами, может, и вовсе полиция, которая передумала и решила завести дело. В общем, ничего хорошего теперь за дверью не ждет.