В соборе стало ещё темнее. Даже слабый свет свечей казался приглушенным мраком, исходящим от отца Бенедикта. Воздух сгустился, словно наполнился тяжёлой, липкой жидкостью. Крид чувствовал, как в его жилах застывает кровь, как каждая клеточка его тела напрягается в предвкушении битвы.
Ни слова не было сказано, но Крид понял всё. Он стоял перед чем-то нечеловеческим, перед силой, которая превосходила его понимание. За маской священника скрывалась тьма, глубокая, бездонная, лишенная всякого следа божественной грации. Зелёные глаза отражали этот мрак, и в них Крид увидел не только интерес, но и что-то ещё — угрозу, холодное превосходство и беспросветную пустоту. Его рука невольно потянулась к молоту на поясе.
Движение Крида было молниеносным, почти мгновенным. С невозмутимым спокойствием, резко контрастировавшим с царившей секундой назад атмосферой ужаса, он поднял молот. Полированная, словно лёд, сталь блеснула в мерцающем свете свечей. Шепот молитвы-активатора, произнесённый на латыни, проник в глубины собора, подобно свежему ветру, рассекая тяжёлый мрак.
В тот же миг молот вспыхнул. Не ослепительным белым светом, а мягким, небесно-бирюзовым сиянием, словно само небо снизошло на землю, чтобы очистить её от скверны. Свет разлился по собору, отбрасывая причудливые тени, освещая лицо Крида и превращая его в сияющую фигуру среди мрака. В этом свете лицо отца Бенедикта выглядело ещё бледнее, ещё ужаснее.
Удар был быстрым, точным, не оставлявшим шанса на спасение. Наполненный священной силой молот пронзил иллюзию, обманчивую оболочку одержимости, и размозжил череп бывшего священника с глухим, ужасающим звуком, рассеивая в осколках и крови тень зла, поселившегося в нём. Ужасающая гримаса на лице одержимого сменилась пугающей безжизненностью. Зелёный огонь в его глазах угасал, уступая место тусклому мерцанию умирающего пламени.
Бирюзовое сияние молота постепенно угасло, оставив после себя лишь осколки камня и кровь. После нечеловеческого хруста собор содрогнулся от раскатистого, гулкого грома — обрушилась часть алтаря. Звон колоколов, до этого глухой и тревожный, тут же прекратился, словно сама земля облегчённо вздохнула.
Крид покинул собор, начинавший стремительно разрушаться, не оглядываясь. Он шёл в наступающих сумерках, оставляя за собой руины и ужасающие последствия борьбы с тьмой. На улицах Сполето постепенно воцарялась тишина, прерываемая лишь шёпотом ветра, словно город отдыхал после очищения. В его сердце оставалась лишь пустота, чистое, ясное сознание выполненного долга. Битва закончилась. Но борьба ещё не завершилась.
Возвращение Крида было триумфальным, хотя и молчаливым. Он не стремился к показной демонстрации силы, но само его присутствие излучало спокойную уверенность и несокрушимую веру. За ним тянулся шлейф угасающего бирюзового света – эхо священного удара, эхо победы над тьмой. В центре площади, среди камней и теней, спокойно пульсировал оставленный молот, излучая слабое, угасающее сияние.
Бернард с нескрываемым восхищением и уважением встретил Крида. Лицо рыцаря, обычно строгое и сосредоточенное, теперь сияло радостью и благодарностью. Вокруг них собралась небольшая группа воинов; их лица были бледны от ужаса, свидетелями которого они только что стали, но в их глазах горел огонь преданности и готовности. Они стояли не как простые солдаты, а как защитники веры, как рыцари Святой Церкви!
С глубоким почтением воины вручили Криду оружие. Это был не просто меч, а булатный клинок, сияющий, как закаленное солнце. Он был отточен до бритвенной остроты, и его поверхность отражала свет, словно тысяча маленьких звёзд. Вместе с мечом Криду предложили тяжёлые латы, выкованные из лучшей стали и украшенные христианскими символами – крестами, древними рунами и изображениями святых.
Крид принял меч и латы; его руки легко легли на холодную сталь. Он чувствовал силу, заключённую в этих предметах, силу веры, силу единства, силу священной миссии возложенной на него кардиналом. Его взгляд был направлен на улицы Сполето, на пока ещё тёмные переулки. Битва закончилась, но война продолжается.
Заброшенный храм Юпитера, некогда величественное сооружение, превратился в осквернённое логово ереси. Тяжёлый, затхлый воздух был пропитан запахом крови и гниющих жертв. Лунный свет проникал в храм лишь через пробоины в обрушенной крыше, отбрасывая длинные, пугающие тени. В центре, на осквернённом алтаре, лежала груда черепов, окропленных тёмной, вязкой кровью – жуткое свидетельство прошлых жертвоприношений.