На площади его взгляд упал на Крида, стоявшего в центре с лицом, озарённым внезапной идеей. Это было лицо не просто человека, а воина, нашедшего путь к решению сложной задачи. Взгляд Крида был сосредоточен, почти не видящий ничего, кроме сверкнувшей мысли. Бель, легко лежащая на его руках, казалась безмятежной; её спокойствие было спокойствием того, кто полностью доверяет своему товарищу.
— Я знаю, что нам нужно делать! — произнёс Крид.
Он не медлил, не раздумывал, сразу перешёл к действиям. С невероятной энергией он бросился вперёд, движения быстрые и плавные, как у дикого зверя, привыкшего к бегу на пределе возможностей.
С бешеной скоростью он понёс Бель к древнему кладбищу, преодолевая расстояние за считанные секунды. Он буквально летел, оставляя за собой вихрь воздуха. Бернард всё же понял суть плана. Крид с Белью на руках мчались к старому кладбищу, к Архангелу Утренней Звезды, к древнему артефакту, который мог спасти город от надвигающейся беды. Каждая секунда была на счету. И это была гонка наперегонки со временем, с судьбой, со смертью.
Перед статуей Архангела Утренней Звезды стояла Люсиль. Её огненно-рыжие волосы были распущены, обрамляя лицо, выражавшее не просто решимость, а глубокое смирение перед надвигающейся бедой. В её руках блестел жертвенный нож; его лезвие отражало тусклый свет заходящего солнца, предвещая жертву. Небесно-голубые глаза были полны не страха, а спокойствия, глубокого понимания своей миссии. Она была готова отдать жизнь за спасение города, за спасение любимых людей. Её хрупкая фигура излучала скрытую силу самопожертвования и бескорыстной любви.
Внезапное появление Крида разорвало напряжённую тишину. Увидев Люсиль, готовую к жертве, он мгновенно выбил у неё из рук нож. Движение было быстрым, точным, но не грубым, а решительным и бережным. Затем, с минимальной силой, но достаточной решимостью, он дал ей едва ощутимую пощёчину. Это не было насилием, а пробуждающим толчком, возвращением в реальность, в мир живых. Его рука тут же передала Люсиль обессиленную Бель.
Через мгновение появился Бернард. Его лицо, лишённое прежнего равнодушия, выражало шок. Увидев Люсиль, готовую к самопожертвованию, он резко побледнел. Это был не просто испуг, а шок, осознание того, что он чуть не потерял любовь всей своей жизни. Он быстро подошёл к ней, крепко обнял, словно защищая от всего мира, и начал тихо шептать на латыни. Это была не просто речь, а молитва, просьба о прощении, излияние души, обращённое не только к богам, но и к любимой женщине. В этих шёпотах звучали признание любви и раскаяние.
Спокойствие Крида было не показным, а глубоким, внутренним — спокойствием истинного воина, принимающего неизбежное. Он взял жертвенный нож, лезвие ещё тёплое от руки Люсиль, и с чудовищной точностью разрезал свою ладонь. Кровь, ярко-алая, как рубин, выступила на поверхности кожи, медленно стекая по руке. Так он активировал ритуал жертвоприношения, отказ от части себя ради спасения других. Впрочем, кого-то ещё это и вовсе просто убило бы, высушив до самого донца.
Капли крови, подобные драгоценным камням, падали на холодный мрамор статуи Архангела Утренней Звезды, поглощаясь камнем, проникая в его глубины, словно пробуждая дремавшую веками древнюю силу. На мгновение воцарилась напряжённая тишина — ожидание, густое напряжение, в котором ощущалось биение собственного сердца.
И вдруг… статуя вспыхнула. Это был не просто свет, а взрыв бирюзового сияния, яркого, ослепительного, наполненного могуществом древней магии. Свет заполнил всё вокруг, озаряя кладбище, словно рассвет, падающий на забытые могилы. Он поглощал Крида, высасывая из него остатки энергии, осушая до предела. Это было полное самопожертвование, абсолютное отречение.
Затем из сердца статуи, из самого источника древней магии, вырвался бирюзовый луч, яркий и могущественный. Он взметнулся в небо, наполняя его сиянием, пронзая тьму, словно стрела, выпущенная из лука. И мгновенно магический купол над Сполето восстановился, засиял, словно небесная сфера, защищая город от любой угрозы. Город был спасён.
Истощённый Крид прислонился спиной к холодному мрамору Архангела, который резко перестал сиять, вновь погружаясь во тьму. Прикрыв глаза, он слышал радостный смех Бель, чувствовал её близость и одновременно уловил знакомый, успокаивающий аромат первого хлеба, испечённого в той самой пекарне, где начался их путь. Это был аромат надежды, спасения, новой жизни.