— Они и правда прошлись по Италии огнём и мечом, — прошипел Виктор, его голос, охрипший от веков, звучал как скрежет металла. Привкус стали подтверждал его слова, словно сам город пытал его своим мрачным вкусом.
Катарина, прижав руки к груди, только кивнула, ее глаза были расширены, заполнены бездной ужаса, пропитанной темной энергией. Ее шепот был едва слышен: «Они… истребили их всех. До последней искры мимолётной жизни. Даже демоны оставляют следы большего милосердия… но они… оставили лишь пустоту… и вкус стали… и что-то еще… что-то темнее… что-то… нечеловеческое…».
Они двигались вперед, спотыкаясь о осколки бывшего великолепия. Виктор крепче сжал рукоять меча, чувствуя дуновение смерти вокруг.
И вдруг, из черных глубин разрушенного города донесся слабый, едва слышный шум… шум, заставляющий кровь стынуть в жилах… шепот крыльев… и что-то еще… холодное дыхание самой тьмы чьи врата были распахнуты ангелами разорившими город.
Виктор медленно провел пальцем по лезвию, проверяя остроту. Это не был простой меч, а оружие, пропитанное столькими веками крови и магии, что оно уже само излучало мрачную энергию жнеца и пожирателя душ. Он спокойно, с холодной сосредоточенностью воина, сфокусировал на кончике лезвия магическую энергию света, создавая сгусток чистейшего сияния, который напоминал блеск мерцающего драгоценного камня в руках дьявола.
Этот свет, однако, был не символом надежды, а холодным, рассветным лучом, прорывающимся сквозь вечный мрак. С чудовищной точностью, он направил его в темный закуток, в ту самую глубину руин, где слышался шепот и шевеление крыльев.
Последовавший за этим рёв был похож на смертельный крик обиженного зверя, смешанный с пронзительным визгом и торопливым бегством. Не один звук, а настоящая симфония ужаса.
— Что это было? Девв Мария меня защити... — спросила ведьма, ее голос дрожал.
Виктор повернулся к ней, его лицо было невозмутимо, хотя в его глазах играл холодный огонёк любопытства. Его ответ был спокоен, но пропитан тем же мраком, что и сам Неаполь:
— В этом городе темнота всегда находит себе новые уродливые формы. И теперь нам предстоит выяснить, какую из них она выбрала сегодня.
Он медленно подошёл к закутку, его меч, по-прежнему излучающий бледное сияние, освещал им путь.
Из тьмы вырвалась тварь — кошмар, сотканный из гнили и костей. Тело, отдалённо напоминающее льва, было покрыто гниющей плотью, изъязвлено и испещрено струпьями, из которых сочилась чёрная, густая жидкость. Задняя часть туловища переходила в толстый хвост, ощетинившийся кривыми, сломанными шипами, словно иголки давно покинутого ежа. Огромное жало на конце хвоста мерцало зловещим желтоватым светом. Вместо гривы — колыхались мерзкие щупальца, похожие на извивающихся червей, с присосками на кончиках, постоянно ищущие за что зацепиться. Лицо, хотя и человеческое в своём изначальном виде, было искажено до ужаса: растянутая пасть с рядами острых клыков, глаза, пылающие адским огнём, и длинный, тонкий язык, вылезающий из пасти, словно червь, оставлял за собой следы липкой слизи. Запах был невыносим — тухлая плоть, кровь и что-то ещё, неизъяснимо мерзкое, запах самой смерти. Тварь набросилась на Виктора и Катарину; её движения были быстрыми и резкими, непредсказуемыми, как удар ядовитой змеи.
Крид отбивался мечом, но тварь оказалась слишком быстра, слишком сильна. Осознав безысходность ситуации, Катарина сделала глубокий вдох. Её лицо исказилось от напряжения, кожа покрылась синеватой вязью прожилок, из глаз брызнули слёзы — не от страха, а от колоссального усилия. Она подняла руки, и из них вырвался поток тёмной энергии, густой и липкой, словно сама тьма. Эта энергия обволакивала тварь, впиваясь в её плоть и сжигая изнутри. Катарина кричала не от боли, а от напряжения; её тело корчилось от невыносимого усилия, но она не останавливалась. Она вложила в этот поток всю свою магическую силу, всю свою жизненную энергию. Когда тёмная энергия иссякла, Катарина опустилась на колени, бледная и измождённая, словно выжатый лимон, но живая. От твари осталась лишь кучка тлеющих костей. Она тяжело дышала, чувствуя, как из неё буквально вышла вся сила а с ней и почти весь дух, но в её глазах горел триумф победы, купленной ценой страшной усталости и жизненных сил. И теперь ей понадобится время, чтобы восстановиться, но она всё ещё была жива и это главное.
Не умолкающий дождь, словно плач города, смывал кровь и грязь с улиц разрушенного Неаполя. Но он не стирал следы ужаса, не изглаживал память о бесчисленных смертях. Виктор Крид, спокойный и невозмутимый, как статуя, поднял Катарину; её тело болталось, как тряпичная кукла. Без единого слова, без лишних жестов, он посадил её себе на плечо, словно охотник несёт очередную добычу.