Стуча зубами о край металлической кружки, проливая воду на обнаженную грудь, женщина сделала несколько судорожных глотков и нервным движением вернула кружку Сердюкову.
– Мы с мужем и дочкой проживаем на улице Конармии, дом девять. А сегодня прихожу я на обед из конторы, а мой муж лежит на полу мертвы-и-ий… – Она опять завыла, уткнувшись симпатичным личиком в свои ладони, в них же невнятно пробормотала: – Житиков его фамилия… Наша фамилия, – поправилась она.
– Почему же вы решили, что его убили? – сухо спросил Сердюков.
– У н-него г-голова р-размозжена! – запинаясь, еле выдавила из себя Житикова, и ее руки безвольно упали вниз, словно плети. Лицо неожиданно стало бледным как мел, зрачки закатились, пугающе оставив на виду лишь синеватые белки, и она рухнула на пол, потеряв сознание.
– Этого еще не хватало, – буркнул Сердюков, поморщившись как от зубной боли.
Илья, который до этого стоял за столом, опираясь на него ладонями и широко распахнутыми глазами наблюдая за непривычной для себя обстановкой, скорым шагом подошел к женщине, поднял и перенес ее на диван.
Сердюков запоздало качнулся, хмуро оглядел кружку в своих руках, со стуком поставил ее на стол, расплескав добрую половину воды, и уверенно направился к полочке, где на видном месте хранилась бутылка с нашатырным спиртом. Должно быть, специально припасенной для таких вот случаев, которые, по всему видно, происходили здесь с пугающей регулярностью.
Пока Илья приводил женщину в чувство, Сердюков закатил мотоцикл внутрь помещения, беспокоясь за его сохранность в свое отсутствие.
– Конармия – это неподалеку, – ответил он на вопросительный взгляд Журавлева и поторопил: – Дай ей как следует нюхнуть, чтобы очухалась. Это в ее же интересах. И, если тебя не затруднит, попрошу пройти со мной в качестве понятого.
Житикова пришла в себя довольно быстро. Но произошедшая в ее семье ужасная трагедия все еще продолжала держать слабую женщину в своих страшных объятиях. Весь путь до своего дома она проделала как во сне, с великим трудом переставляя стройные ноги, которые временами переставали ее слушаться, и тогда обмякшее тело женщины тяжело повисало на руках Ильи, заботливо поддерживавшего ее. Волосы у нее основательно растрепались, темные круги вокруг впавших глаз стали еще заметнее, а яркая помада на губах (все-таки женщина работала на людях и старалась хорошо выглядеть) безобразно смазалась, отчего ее алый рот смотрелся слегка перекошенным. Да и вся ее понурая фигура выглядела сейчас настолько жалко, словно Житикова в одночасье тронулась умом и стала похожей на городскую сумасшедшую.
– Горе-то какое-е, – бормотала она, полыхая в пустоту горячечным взглядом. – Как же нам теперь с дочкой жить-то, подскажите, люди добрые-е? Будьте вы прокляты, бандиты окаянные-е!
По высоким скрипучим ступенькам с простенькими перильцами они поднялись на веранду, прошли в дом. Внутри стояла пугающая тишина.
«Как будто в доме покойник», – машинально подумал Илья, у которого с непривычки зазвенело в ушах; он тотчас же про себя усмехнулся, потому что на самом деле так оно и было.
– Где же труп? – спросил Сердюков, пристально оглядывая комнаты.
– Там! – поспешно указала пальцем Житикова, но первая не пошла, дожидаясь, пока в комнату сначала войдет милиционер.
Ее муж, который оказался довольно интеллигентного вида человеком в домашнем полосатом халате, в очках со сломанной дужкой, кособоко висевшими на одном ухе, лежал возле круглого стола на спине, беспомощно раскинув руки и оголенные волосатые ноги в стоптанных синих тапочках. Его лицо с небольшой аккуратной бородкой представляло собой сплошной кусок окровавленного мяса, даже не было видно заплывших глаз, в глазницах которых скопилась загустевшая темная кровь.
– Пытали, – сразу определил Сердюков. – Нагляделся я за время службы на таких… Били определенно гирькой, но с таким расчетом, чтобы не враз концы отдал. Что-то они от него добивались, к бабке не ходи. Ваш муж кто по профессии? – обратился он к Житиковой.
– Он у меня работает… работал… – запнувшись, поправилась женщина, содрогаясь от рыданий, старясь не смотреть на окровавленное тело мертвого супруга, но мокрые от слез глаза помимо ее воли все время косили в ту сторону. – На маслозаводе итээровцем. Он был человек тихий, неприметный…