– Сматываемся, Чекан! – запальчиво крикнул Сопля. – Ну, чего ты?
Не ответив, Чекан с глухим раздражением оттолкнул мальчишку, подскочил к распластанному на земле обидчику и принялся с яростью, хлеставшей из него через край, как помои из переполненного отхожего ведра, наносить удары ногами по мягкому податливому телу, нимало не заботясь, что при этом могут пострадать его щегольские штиблеты.
– Вот и настал, падла, час расплаты! – с каждым ударом все больше распаляясь, кричал он, озлобленно скаля зубы: – Забью до смерти!
Чекан с хаканьем подскакивал, взмахивал руками, будто отплясывал что-то необыкновенно веселое, задорное. Было заметно, что такая расправа доставляет ему огромное удовольствие, он даже на время забыл о своем ноже с выкидным лезвием, настолько был увлечен.
Внутри у Ильи что-то гулко екало, как у загнанной лошади, он испытывал такую сильную боль, что его сухое поджарое тело непроизвольно сжималось и корчилось. Неизвестно, как долго продолжалась бы эта жуткая катавасия, если бы вдруг на проселочной дороге не показался мотоциклист. Шум мотора нарастал, и вскоре уже можно было разглядеть самого ездока, одетого в милицейскую форму. Увидев, что впереди происходит драка, милиционер прибавил скорости, на ходу вынимая из потертой кобуры табельный пистолет ТТ.
– Легавый! – испуганно крикнул Сопля, проворно развернулся на черствых, покрытых корками запекшейся грязи пятках и мигом скрылся в ближайших кустах сирени.
– Стоять! – в бешенстве заорал участковый и дважды выстрелил вверх.
Выстрелы немного отрезвили забубенную головушку не в меру разбушевавшегося Чекана, он последний раз пнул Илью и козлом сиганул через ограду в ближайший палисадник.
Милиционер, не слезая с мотоцикла и не глуша мотор, склонился над лежащим, настороженно бросая быстрые взгляды по сторонам.
– Эй, парень, ты живой? Ишь, как они тебя, изверги, отделали. Сам поднимешься или помочь?
Илья зашевелился, уперся ладонями в землю и тяжело, словно немощный старик, поднялся на ноги. Постоял, слегка покачиваясь, потом осторожно, морщась от невыносимой боли в голове, ощупал кровоточащий затылок.
– Вот заразы, – сказал он со сдержанной усмешкой, – другой раз, и все по тому же месту. Что за напасть такая?
Он внимательно посмотрел на милиционера, осунувшееся лицо которого выглядело усталым, да и сам он весь выглядел измотанным, даже его чернявые усы и те уныло свисали к уголкам губ; на его медаль «За отвагу» на груди, на золотую нашивку по ранению. Затем с любопытством оглядел «Харлей-Девидсон», поставляемый американцами по ленд-лизу, точно такой же имелся у них в разведке в количестве одного экземпляра, прозванный «Валуем», и с показной веселостью спросил:
– Слышишь, старлей, ты, случайно, не из Кирсанова?
Милиционер смотрел на Илью с не меньшим интересом и, задумчиво пожевывая кончик правого уса, нащупывал застежку кобуры. Управившись наконец с пистолетом, утвердительно кивнул:
– Так и есть!
Глава III
В старинном здании, занимаемом сейчас милицией, до революции находилась керосиновая лавка, принадлежавшая купцу второй гильдии Рукавишникову. Прочные стены из красного кирпича и просторные подвальные помещения, где удобно было оборудовать камеры предварительного заключения, стали неоспоримым аргументом в пользу того, чтобы разместить здесь учреждение районного НКВД.
Журавлев присел на продавленный диван, машинально потрогал коричневый дерматин, который на ощупь оказался холодным и шершавым, со множеством мелких от старости трещинок, разбегавшихся в разные стороны, как паутина.
– Я уж и не помню, когда так мягко и сидел-то, – сказал он и с видимым удовольствием несколько раз, будто мальчишка, попрыгал. Потом откинулся на спинку и заинтересованно огляделся.
У противоположной стены стояли два массивных темных шкафа со стеклянными дверцами, сквозь которые были видны несколько папок, должно быть, с документами; справа у окна, все еще заклеенного крест-накрест полосками пожелтевшей от времени газеты, чтобы не разлетелись от взрывной волны на острые осколки, располагался стол, покрытый зеленым сукном. Он был завален какими-то бумагами, а еще на нем стояла лампа с зеленым абажуром, чернильный прибор и черный телефон. В углу находился облезлый, с остатками зеленой краски металлический сейф, но вряд ли с чем-нибудь важным – скорее всего, просто для солидности; возле него на полу валялась рассыпанная стопка старых газет. В широких простенках английскими булавками были пришпилены плакаты «Родина-мать зовет!», «Ты записался добровольцем?» и «Болтун – находка для шпиона».