Клэр. Да у меня его нет.
Феличе. Что, опять потеряла?
Клэр. Это все еще как в «Спектакле для двоих». И знаешь, что самое ужасное? Не то, что у нас нет больше Фокса, бренди в бутылке, успехов, от которых растет самоуверенность, — нет, все это мелочи. Самое ужасное: мы уже не говорим о том, что ждет нас в жизни. Словно сговорились держать это в тайне друг от друга, хотя каждый знает, что другому все известно. (Нажимает на клавишу).
Пауза.
Феличе, а можно, чтобы в «Спектакле для двоих» не было конца?
Феличе. Даже если мы и вконец обезумели, как утверждает труппа в своей телеграмме, мы все же никогда не будем играть в пьесе без конца, Клэр.
Клэр. Мне кажется, она без конца. Там только паузы. А когда приходит время сказать что-то важное, вдруг объявляешь: «Представление окончено!»
Феличе. Вообще-то бывает, что в пьесе нет конца в обычном смысле этого слова, но этим хотят сказать, что ничто на самом деле никогда не кончается.
Клэр. Вот уж не знала, что ты веришь в вечность.
Феличе. Я совсем не то имел в виду.
Клэр. По-моему, ты сам не знаешь, что имел в виду. Всему есть и должен быть конец.
Феличе (вставая). Встали — и в отель! В парадный подъезд! А лицом к лицу с действительностью — завтра!
Клэр. Да, уж завтра она покажет нам свое лицо — и вовсе не ангельское. Да, сэр. И по правде говоря, у нас нет денег даже на собачью упряжку, чтобы добраться до отеля. Но ведь перед спектаклем ты сказал, что Фокс нам ничего не забронировал!
Феличе. Я, кажется, видел один отельчик на площади рядом с театром, когда мы ехали с вокзала. Закатимся туда с таким шиком — и не надо будет никакой брони. Подожди-ка, пока я… (Бросается за кулисы.)
Клэр. Ты куда?
Идет за ним к статуе великана — там и останавливается. Каменный холодный свод дома вдруг наполняется звуками. Слышен шум быстрых шагов, глухое неразборчивое эхо, которое вторит крикам, лязганье металла и т. д. Прижавшись к пьедесталу статуи, Клэр смотрит на авансцену, вздрагивая при каждом зловещем звуке, пытаясь не дышать. Звуки умолкают, наступает полная тишина. Она направляется к двери в глубине сцены, потом возвращается обратно к статуе.
Клэр. Великан, он вернется, правда? Но ты что-то не уверен. После всех этих звуков стало так ужасно тихо. Феличе!
Голос Феличе (в отдалении). Да!
Клэр. Давай же обратно! Я здесь одна превращаюсь в замерзающую попрошайку у ног безжалостного… Бедный Феличе! У него нет больше аргументов против того, что сегодня должно произойти невозможное. Невозможное и необходимое проходят на улице мимо друг друга и даже не здороваются, как в «Спектакле для двоих». Когда он прочитал сценарий вслух, я себе сказала: «Это его последний спектакль, после него уже все». Что ж, мне есть, что вспомнить: как мы ехали в фиакре, как он катался на лошади пьяный по рилькиевскому Мосту ангелов над Тибром, раскаты грома, вдруг — настоящая буря, и на наши смеющиеся лица с неба летят миллионы льдинок. Un mezzo litro. Une bottiglia. Une bouteille de… Frutta di mare. Comme c'est beau ici! Commo bello! Maraviglioso! (Пол-литра. Бутылка. Бутылка… Дары моря. Как красиво! Как же здесь красиво! Замечательно!) «Ты и твоя сестра совсем обезумели». Как интересно — просить защиты у пьедестала чудовища…
Слышится звук шагов.
Слава Богу, он возвращается!
Феличе, как слепой, выходит на сцену.
Удачно, Феличе?
Он проходит мимо, словно ее не видит, входит в интерьер и, тяжело дыша, падает на диван. Она, кутаясь в пальто, медленно следует за ним.
Что там? Еще что-нибудь случилось?
Феличе (не глядя на нее). Боюсь, Клэр, нам придется здесь немного задержаться.
Клэр. В этой замерзшей стране?
Феличе. Я имел в виду театр.
Клэр. Правда?
Феличе. Видишь ли, дверь на сцену и все двери в зале заперты снаружи, а в доме — ни одного окна. К тому же телефон, как и в «Спектакле для двоих», не работает.
Клэр. А ты заметил, что свет изменился?
Феличе. Да, свет померк.
Клэр. И продолжает меркнуть.
Феличе. А ведь я не трогал переключатель.
Клэр (кричит). На улицу, на улицу, на улицу! Пойдем, позовем кого-нибудь!
Феличе. Кричать бесполезно, сага.