Клэр. Прямо перед домом?
Он кивает, но не может сдержать улыбку и отворачивается.
Теперь понятно — дурачишь меня.
Феличе. Что понятно? Пошла бы посмотрела. Это какой-то уникум, так быстро вымахал, весь золотой и сияет… (Садится на диван — кажется, что думает вслух.) Похоже, кричит про нас что-то сенсационное. (Бросает на нее быстрый лукавый взгляд.) Повалят туристы, ботаники — ты же их знаешь — явятся заснять такое чудо для «Нэшнл джиогрэфик». Настоящее чудо природы — двухголовый подсолнух выше двухэтажного дома — дома, в котором все еще живут затворниками брат с сестрой.
Клэр. Это, должно быть, чудовище природы, а не чудо. Если такой подсолнух, конечно, вообще существует, а я уверена, что нет.
Она берет ноту, но он сбрасывает ее руку с клавиатуры и хлопает крышкой. Затем с насмешливой улыбкой на нее садится.
Феличе. Знаешь, интересно, довольна ли сама природа — этот всемогущий производитель всего живого, — довольна ли она тем, что все мы так похожи друг на друга? Или ей хочется побольше чего-то необычного — всяких уникумов, чудовищ, уродов, глухонемых? Как ты считаешь, Клэр?
Клэр. Никак. Такие заявления комментировать не желаю!
Феличе. А по-моему, природа терпима — а порой даже благоволит — к этим уникумам, если они полезны, конструктивны. Но если же нет — тогда берегись!
Клэр. Сам берегись.
Она поднимает свое пальто, а он встает с крышки пианино.
Феличе. Ты почему не открываешь? Разве не слышишь — стучат!
Клэр. Кто стучит?
Феличе. Сквозь дверь видеть я не могу.
Клэр. Не слышу никакого стука.
Он барабанит по крышке костяшками пальцев.
О да, теперь слышу, но…
Феличе. Посмотри, кто там.
Клэр. Понятия не имею.
Феличе. А его и не надо иметь. Надо пойти и…
Клэр. Вот ты и пойди. (Слышится шепот.) Ты ведь ближе и…
Он стучит сильнее.
Стучат так настойчиво…
Феличе. Наверное, что-то важное, пойди и узнай.
Клэр. Но я не могу выходить к людям в таком виде.
Феличе. Одета ты изысканно, и вид у тебя просто прекрасный.
Клэр (еще дальше отходя от двери). И у тебя тоже, кроме волос, конечно.
Феличе. Я без галстука и в этой старой отцовской рубашке. Она же вся пропотела.
Клэр. Что ж, это простительно в такой-то жаркий день. Впусти их. Если это ко мне, — я спущусь.
Феличе. Так, вот мы и «приехали»: значит, ты просто боишься открыть дверь!
Клэр. Пока «добирался» — и стучать-то перестали. По-моему, ушли, а? Нет, посмотри! Под дверью какая-то бумажка!
Они со страхом смотрят на воображаемый листок бумаги, выглядывающий из-под двери.
Феличе. Это они оставили.
Клэр. Да! Ну возьми же…
Он идет к двери, делает вид, будто поднимает бумажку, а затем вздрагивает.
Что это?
Феличе. Визитка из какого-то бюро помощи.
Клэр. Значит, все-таки знают, что мы здесь?
Феличе. Конечно, а где ж нам еще быть? Бюро помощи — никогда о таком не слышал. А ты?
Клэр. Я тоже, и, по-моему, надо опасаться того, что…
Феличе. Не знаешь.
Клэр. Здесь может быть какой-то подвох.
Феличе. Предлог, чтобы нарушить наше…
Клэр. Уединение? Да. Ну так что — порвать ее или оставить на крайний случай?
Феличе. Крайний случай — его-то мы и ждем, не так ли?
Клэр. О, это вопрос, на который должен быть…
Феличе. Ответ…
Клэр. Да, но его, наверное, должны задавать во всяких там анкетах или интервью…
Феличе. Разные организации, такие…
Клэр. Которым самим все равно.
Феличе. Да, и они пытаются быть объективными.
Клэр. Я положу визитку под бабушкину свадебную фотографию, на всякий случай…
Феличе. Который возникнет скоро…
Клэр. Но так или иначе, а она там, и известно где. Ну, что у нас дальше? Я беру трубку? Нет, ракушку, прикладываю к уху и вспоминаю время, когда отец возил нас на побережье.
Феличе. Возил нас на залив. (Снова включает магнитофон.)