Наконец Сюаньжень занял своё место, а канцлер и экзаменатор вернулись к столу.
— Если этот юнец и не сдаст экзамена, сделайте так, Юань, чтобы он не потерялся, — тихо попросил Чжан Цзячжэнь Юаня Цаньяо.
Юань молча вежливо кивнул и улыбнулся. Да, конечно. Только напрасно его дорогой коллега Чжан думает, что он не сдаст. Юань Цаньяо если чем всегда и отличался, так это прекрасной памятью. Мельком глянув на сочинение юнца, Юань намертво запомнил номер и код сочинения Ченя Сюаньженя. Этот мальчик сдаст и не потеряется. Вот только не потеряется он для него, Юаня Цаньяо и его Академии благородных сынов Империи. А тебе, дорогуша Чжан, его не видать, как своего затылка.
Юань Цаньяо и Чжан Цзячжэнь врагами не были: им приходилось работать вместе и договариваться. Но конкуренции за похвалу императора никто не отменял. И, хоть сам Юань всегда говорил, что больше всего ценит в подчиненных исполнительность и почтительность, речь шла только о тех слугах империи, которых отправляли на периферию или в другие ведомства. Для себя же Юань Цаньяо всегда снимал сливки. И юнец, способный унюхать еле слышный аромат туши и как собака пройти по нему тридцать чжанов, — простите, коллега, но такими талантами человек с головой не разбрасывается.
Юань Цаньяо был человеком с головой.
_____________________________
[1] Чжан — около трёх метров.
Глава 11. «И». 益 Приумножение
Благоприятно для больших дел.
Получил чудесную черепаху.
Нельзя не принять.
Спрашивать не следует.
Уважение и милость к добродетели
Экзамен для первой группы был завершен, освобождавшиеся места занимали студенты из второй группы. Между тем в маленькой комнатушке, где утром завтракали Ван Шэн и Чень Сюаньжень, царила весьма напряженная обстановка. Оба проэкзаменовавшихся лежали на кроватях и делали вид, что читали, однако ни один из них за минувший час не перевернул ни страницы. Молчание было столь напряженным и густым, что в воздухе мог повиснуть топор.
Нервы не выдержали первыму Ван Шэна.
— Может, всё же поговорим, старший?
Сюаньжень молча кивнул. Почему нет?
— Господ канцлеров можно обмануть, но обмануть можно далеко не всех. Я… имею понимание некоторых вещей и могу уверенно сказать, откуда в вас, старший, такое удивительное обоняние.
— И откуда же? — криво улыбаясь, поинтересовался Сюаньжень.
— Вы — оборотень лиса, хулицзин.
Сюаньжень любезно улыбнулся собеседнику, правда, в глазах его никакой любезности не проступило.
— Угу, и ты, младший, понял это, просто бросив на меня мимолетный взгляд, да? Шутишь, что ли?
— А что тут удивительного?
Сюаньжень зло прыснул, точь-в-точь, как недовольная лисица, упустившая мышь.
— О, ничего, разумеется. Да только если я — лис и обладаю лисьим нюхом, то, как ты полагаешь, младший, сколько времени мне нужно, чтобы учуять твой запах, а? А от тебя на экзамене, мой юный друг, просто разило мертвецкой! Меня от твоего запаха аж закачало. Ты — мёртвый дух?
Ван Шэн опустил глаза и покачал головой.
— Вовсе нет. Я просто могу иногда призвать его, вот и всё.
— Тогда ты или совсем уж бесстрашный юный глупец, или твой мёртвый дух обладает недюжинной силой! Ты не побоялся завести разговор со мной, кого считаешь оборотнем лиса, и спокойно сидишь перед ним?
Шэн улыбнулся.
— Вы ничего не сделаете мне, старший.
— Почему ты так полагаешь? — по-настоящему удивился Сюаньжень, поразившись именно уверенности тона Шэна.
Шэн пожал плечами и улыбнулся ещё шире.
— Вчера на экзамене я очень устал, и когда вы поймали этого жулика из Гучжоу, я просто расслабился, призвал мёртвого духа, он, кстати, мой названный отец, и посмотрел на пойманного мерзавца. В прошлом рождении это была обычная мускусная крыса. Ничего интересного. И тут я посмотрел на вас. Над вашей головой в отдалении я увидел сидящего на лотосовом троне бодхисатву. В прошлом рождении вы были святым. Но зато перед вами проступило ещё одно существо. И это была ваша нынешняя оболочка. На лотосовом троне сидел… огромный рыжий лис с удивительно высокомерной наглой мордой. Я оторопел, а тут вы и повернулись ко мне, учуяв шедший от мёртвого духа запах. Однако прозревший в прошлом рождении всё же едва ли ударит кого-то в рождении нынешнем.
На физиономии Ченя Сюаньженя по мере рассказа появилось выражение растерянное и даже потрясенное.
— Я… был… бодхисатвой? Прозревшим? Шутишь? — Сюаньжень потёр лицо ладонями, явно не доверяя услышанному.