Сюаньжень, заметив, что трупный дух выветрился, подскочил с Ван Шэну и схватил его за плечо.
— Ну что? Отозвался?
— Ну и хватка у тебя, — Шэн с досадой потёр плечо.
— Да говори же!
— Никакой это не брат. Юйлун — племянник убитой. Ему шестнадцать. Он задолжал в притоне деньги и обокрал тётку. Та поняла, что это он украл её драгоценности, и пригрозила Юйлуну, что сообщит обо всём его отцу, своему брату. Тут племянничек на тётку и кинулся…
— Шестнадцать лет? Молодой, да ранний! Ладно, всё ясно, пошли в зал. Ещё успеем курятиной полакомиться. Я так голоден…
— Старший! — по дороге в зал банкета Шэн остановил Сюаньженя. — А я … могу спросить?
— С чего бы тебе об этом осведомляться? — удивился Сюаньжень. — Просто спроси и всё.
— Ну, это личное. У тебя… уже была женщина?
Сюаньжень остановился и вздохнул.
— Да. Я вырос в богатом доме, где для сотни молодых служанок единственный путь наверх — это приглянуться молодому господину и стать его наложницей. Некоторые просто услужливы, пытаясь быть замеченными, но некоторые идут ещё дальше. Я обнаружил одну такую в своей постели ещё три года назад. Но, как сказал Кун-цзы: с женщинами и низкими людьми трудно иметь дело: если с ними сближаешься, они наглеют, а если от них удаляешься, они ненавидят тебя. Кун-цзы ведь тоже не всегда неправ. Но настоящая истина прозвучала не из уст Кун-цзы. Мой названный отец Чень Цзинлун сказал, что пока не соединятся души мужчины и женщины, не стоит соединять и тела.
__________________________________
[1] Юйлун 玉龙 яшмовый дракон
Глава 15. «Хуань». 渙 Разлив
Используй для поддержки силу коня.
Разлив поднимается по ступеням.
Толпу захлестнул поток.
Огромный поток напугал людей, они громко кричат.
Из раны течет кровь, выйди из воды, и не совершишь ошибок.
Чень Сюаньжень и Ван Шэн появились в зале банкета спустя половину испрошенного Сюаньженем у императора времени, в час «Ю-цзи»[1]. На обратном пути они говорили не только о женщинах. Ван Шэн заметил, что им вовсе не следует разглашать сведения, доверенные ему мёртвым духом: их можно лишь высказать, как допущение, но ссылаться на такого обвинения никак нельзя. Иначе его, Ван Шэна, сочтут безумцем. Сюаньжень не спорил. Это было разумно.
При их появлении в зале воцарилось гробовое молчание. Заговорил только император.
— Значит ли ваш приход, что дело уже раскрыто?
Сюаньжень не ответил, он задумчиво потёр лоб ладонью, словно размышляя о создании даосской пилюли бессмертия. По залу же уже пробежали шепотки:
— Что за нелепость? Лучшие следователи работали — и ничего, а тут два щенка…
— Нахальные мальчишки! Сразу было ясно, что ничего не выйдет…
Шёпот в зале становился всё громче, но Чень Сюаньжень, похоже, не стремился прервать его. Он напустил на себя смущенный и немного задумчивый вид, точно в чём-то проштрафился, и Ван Шэн впервые мог оценить не только ум этого человека, но и его актёрский талант. На самом деле шельмец просто дожидался момента, когда всеобщее внимание будет приковано к нему одному.
Дождавшись, чтобы в недоумении поднялись и приблизились к нему оба канцлера и сам император, нахал, наконец, заговорил. Заговорил со сдержанной, но истинно театральной жестикуляцией, четкой дикцией актёра и наглой лисьей ухмылкой.
— Дело не раскрыто, ваше величество. Но не раскрыто оно потому, что в этом деле… просто нечего раскрывать. — Сюаньжень виновато развёл руками. — Ещё в ту минуту, когда господин канцлер Чжан Цзячжэнь сообщил, что в руке госпожи Бай был зажат флакон с благовониями из белого жасмина, и большой палец её правой руки лежал на донышке пустого флакона, ничего нераскрытого в деле уже не осталось.
Император и канцлер переглянулись. Сюаньжень продолжал витийствовать.
— Всем известно, что основой для благовоний из жасмина являются алое и дикий мёд. Эти благовония тягучие и густые, их так просто из флакона не выльешь. Где же благовония? Госпожа Бай была богата, жила при дворе и держать при себе пустой флакон не стала бы: служанки позаботились бы о своевременном наполнении флаконов косметическими притираниями и благовониями. Стало быть, в руке госпожи Бай был полный флакон, а после её смерти он опустел.
Но раз благовония исчезли из флакона, а флакон был в руке жертвы, стоило предположить, что их использовали перед самой смертью. Следовательно, истекая кровью, не в силах подняться, но имея в руках только флакон с благовониями, госпожа Бай постаралась начертить на полу, где умирала, имя того, кто нанёс ей роковые удары. Почему же жасминовые начертания не заметили? Возможно потому, что было уже прохладно, а холодный воздух хуже разносит ароматы, чем тёплый. Также его величество отметил, что госпожа Бай была строга и скромна, а значит, она изначально могла заказывать ароматы со слабым запахом. Кроме того, в комнате царил куда более сильный запах: запах крови.