— Не в свинине дело. Куски мяса рубили прямо при нас, и тогда я внюхался в нож, который оставался на другом столе. Его рукоять была в свиной крови, но она… она сохранила для меня запах того, кто им пользовался…
— Так рубщик мяса был перед тобой… Понятно, что ты чувствовал его запах.
— Нет, я чувствовал другой запах! Я ещё не встречал двух людей с одинаковым запахом, и я понял, что этот запах на орудиях преступления сохраняется очень долго, если смешивается со следами крови жертвы — в ней они, по сути, консервируются на десятки лет. То есть кровь убитого может сохранить уникальный запах убийцы навсегда.
— Ты не шутишь?
— Нет. Он рукояти ножа в свиной крови исходил не запах тела рубщика, а этот же запах, усиленный и словно очищенный. И теперь я хочу проверить…
— Что? На человеческой крови? И не думай даже!
— Почему не думать? Я хочу убедиться в возможности опознания убийцы по запаху крови убитого. При этом заметил, что и запахи от каждого трояки. Я слышу запахи бытовые: мыла и благовоний, еды и парфюмерии. Слышу запахи службы: от маляра смердит скипидаром и краской, блуза чиновника пропитывается запахом чернил, от торговца несет тем, чем он торгует, аптекаря можно узнать по запаху лекарств. Есть и личные запахи каждого, и прежде всего телесные жидкости: пот, сперма, кровь и моча. Слышу я и изменения этих запахов в зависимости от проступающих страстей. В итоге, любой распространяет уникальный запах, а взволнованный потеющий преступник делает это особенно интенсивно.
— И что?
— Да то, что в этом случае все, к чему прикасался преступник, становится уликой! Но что делать, если обнюхать улику невозможно, если ареал поисков неизвестен, а подозреваемых нужно не найти, а опознать? Тогда уликой станет не вещь, как носитель запаха, но сам запах, отделенный от вещи, должен использоваться для расследования и предъявления обвинений!
— Ты неподражаем, Сюаньжень! Это невозможно так же, как невозможно привлечь призрака в свидетели при разборе дела. И даже не думай об опытах с кровью! Ещё чего не хватало!
— Да почему нет?
Спор дружков был внезапно прерван. Из правительства принесли новое дело с печатью Высшей имперской канцелярии. Дело касалось банды «Золотого лотоса». Сама по себе эта банда грабителей ничем не отличалась от десятка подобных разбойных смычек, в основном грабивших путников на неохраняемых участках лесных дорог. Было известно, что в «Золотом Лотосе» всего четыре человека, при этом по-настоящему славился только один из них — Му Тяньцзы по прозвищу Проныра. Однако беспокоить власти банда начала всего год назад, когда от разбойных нападений на дорожных трактах перешла к грабежам в столице.
Как уже упоминалось, столица Чанъань имела вид прямоугольника и была разделена на кварталы. Каждый квартал обносился стеной, ворота которой закрывались на ночь по звуку барабана. Эта мера в соединении с запретом передвигаться по ночам в некоторой мере защищала горожан от воров. Но, оказалось, что от Проныры защититься невозможно: он проскальзывал туда, куда не пролезла бы ни одна кошка, мог взобраться по стене, которая показалась бы неприступной даже опытному акробату. Подобно злым духам, он проникал сквозь закрытые окна, подобно бестелесным призракам, ходил по дому, не задевая скрипучих половиц.
В итоге несколько самых знатных семей в городе были одно за другим ограблены. Однако по-настоящему власти забили тревогу только тогда, когда накануне был ограблен императорский дворец.
Глава 40. «Мэн». 蒙 Невежество
Развитие недоразвитого.
Благоприятно привлекать к делу приговоренных к казни.
Освобождение рук и ног от колодок.
Стеснение от недоразвитости.
Не благоприятствует быть разбойником.
Благоприятствует тому, чтобы справиться с разбойником.
Сюаньжень удивился. Вор проскальзывал туда, куда не пролезла бы и кошка? Взбирался по отвесной стене высотою пару чжанов? Проникал сквозь закрытые окна и бесшумно передвигался скрипучим доскам пола?
— Он что, лис или призрак? — тихо поинтересовался он у Шэна.
— Лису не нужны золотые блюда и серебряные подсвечники, он не возьмёт женские безделушки и шелковые мужские халаты, а призрак никогда не заинтересуется императорскими чайными сервизами и вазами эпохи Хань, — уверенно ответил Ван Шэн, читая список украденного. — Но есть странности. По списку ворованных вещей ясно, что вор или имеет очень хороший вкус, или хорошего наводчика. Он берёт только дорогие вещи, однако помимо этого, он прибирает к рукам и какую-то странную мелочевку. В доме семьи Дун он забрал, помимо антикварных вещей и редких карт, хранившиеся в архиве, ещё еду и жбан вина, а у семьи Лань украл, кроме старинного оружия, ещё и постельную подушку и одеяло.