И ты станешь пеплом.
Паспорта
Эх, мне бы паспорт Уругвая,
Ведь до чего прекрасный край!
Как хорошо быть гражданином
Страны, чье имя Уругвай…
Эх, мне бы паспорт Парагвая,
Богат и волен этот край.
Как хорошо быть гражданином
Страны, чье имя Парагвай…
Эх, мне бы паспорт Коста-Рики,
Смарагд небес и вечный май…
Как сладостно бывает вспомнить
Коста-риканский милый край!
Эх, мне бы боливийский паспорт.
Душистых сосен дивный край…
Прошу, Боливия, гражданство,
Как двум моим знакомым, дай!
Эх, мне бы паспорт Гондураса
(То не страна — восточный рай!)
Приятно иногда признаться:
Мол, Гондурас — родной мой край.
Боливия, ну дай мне паспорт!
И Гондурас, и Парагвай.
Чтоб мог я преспокойно жить в Варшаве,
Ведь это самый дивный край!
Двое под снегом
Снег напористый, колкий, лютый
Шерстью ворот мне оторочил,
На пустой мостовой столкнулись —
Он — солдат, я — еврей-рабочий.
Я бездомный и ты бездомный,
Время камнем бьет наши жизни,
Страшно, сколько нас разделяет,
Только снег этой ночью сблизил…
Вот ты мне преградил дорогу,
Хоть и сам себе не хозяин.
Кто из нас другого неволит?
Кто-то третий нас держит явно.
Твой мундир прекрасен, не спорю.
Мне с тобой никак не сровняться,
Впрочем, снег нас объединяет,
Я — еврей, ты — солдат прекрасный.
Снег окутывает обоих
Белизной своей безмятежной.
Сквозь нее в полумраке видно,
Как рассвет вдалеке забрезжил.
Слушай, что нам с тобой здесь делать?
Для чего? Кому это нужно?
Снег валит, расстанемся, друг мой,
По домам разойдемся… Ну же…
Первое апреля
Ой потеха, господа!
Я давлюсь от смеха, господа!
Вы послушайте, что случилось:
Мне газету сунули утром.
А сегодня Прима Априлис —
Время шуток… Готов я к шуткам!
И статьи безумием брызжут,
Заголовки чушью блистают,
Но сегодня все эти шутки
Совершенно не удивляют!
Дуче с фюрером, порвав соглашенье,
Всему миру принесут утешенье,
Больные просят сделать им больно,
Солдаты в плен идут добровольно,
Народы захватчикам покоряются
И карта Европы снова меняется.
Вновь земля под ногами еврея дрожит:
Он едва здесь обжился и — прочь бежит.
От стальных пилюль из города Эссен
У немцев нет ничего zu essen.
Людских законов можно не слушаться,
Рубежи горят и заставы рушатся…
Я весь этот бред прочитал спокойно.
Ведь праздник! Гневаться недостойно!
Но вдруг… огорчился страшно я:
Газета была вчерашняя!
Я видел сегодня Януша Корчака…
10 августа 1942
Я видел сегодня Януша Корчака,
Его с детьми последнее шествие,
Они шли как на прогулку в субботу
И выглядели торжественно.
Дети в святочных фартучках,
Пока еще чистеньких, не рваных,
Детдомовцы шли рядами по городу
Мимо людей, сидящих в капканах.
Город с перепуганным лицом
Был набит нагими и сирыми…
Дома глядели пустыми окнами,
Мертвыми дырами.
Вдруг раздался птицы бездомной крик
Как надгробное пение,
Равнодушно разъезжали на рикшах
Хозяева положения.
Чей-то топот, потом скрип, и — тихо,
Кто-то на лету бормотал поспешно
Перепуганная, немая молитва
Вошла в костел на улице Лежно.
Они шли рядами, по пять человек
Не баловались, соблюдали порядок.
Одетым в синее полицейским
За этих сирот никто не предлагал взяток.