«После смерти Святослава в Киеве остался старший сын Ярополк, князем мятежных древлян стал Олег, а Новгород достался Владимиру, сыну Святослава от его наложницы Малуши. Произошло это по чистой случайности. Ярополк и Олег вовсе не стремились в северную глушь, и Добрыня — дядя Владимира (поматери), предложил отправить незнатного племянника в Новгород».
Какая обида! Оказывается Владимир не совсем полноценный потомок Рюрика. Сын наложницы, т. е. байстрюк.
Н.И. Костомаров даже описывает досадный случай, связанный с «происхождением» Владимира:
«Дочь Рогволода, князя полоцкого, Рогнель, руки которой просил Владимир, отказала ему такими словами: «Не хочу разуть (разуть жениха — свадебный обряд; разуть — вместо выйти замуж) сына рабы, попрекнув его низостью происхождения по матери».
Оказывается, происхождение Владимира сильно «портило» ему жизнь. Пришлось потерпеть, бедняге. Смотрим дальше:
«За разгоревшейся спустя два года между Ярополком и Олегом усобицей, в ходе которой погиб Олег, стояли интересы каких-то влиятельных лиц».
Интересно. Два законных наследника бьются за киевский престол после смерти отца, но они — пешки, по сравнению с интересами «влиятельных лиц». Какие-то «влиятельные лица» имеют интерес на Руси, минуя князей.
«Какие цели они преследовали, не известно. Не исключено, что конфликт имел религиозную подоплеку…»
Что имеется в виду? Пока не понятно,
«…но результат оказался неожиданным — Владимир, поначалу в страхе за свою жизнь бежавший в Скандинавию, вскоре вернулся на родину с варягами и, собрав под свое начало словен, кривичей и чудь, двинулся на Киев».
Теперь вообще все запуталось. Братья дерутся, а Владимир бежит в Скандинавию. А чего бежит-то? Нигде даже не сообщается, что за ним гонятся. При этом бежит из Новгорода. Значит, Новгород не за него? А возвращается, «берет под свое начало словен», т. е. новгородцев. Теперь они за него. А чего за него? В Киеве законный наследник сидит. Почему же это новгородцы против законного наследника выступают? А кривичи и чудцы почему за Владимира готовы жизнь отдать?
Хотя многие историки не столь категоричны и предпочитают не апеллировать беззаветной любовью новгородцев к Владимиру, ограничиваясь наличием у Владимира только наемных войск.
Что же произошло в Скандинавии? И не связано ли это с интересами «влиятельных лиц»? Пожалуй, некорректно проводить параллели, но возвращение Владимира очень напоминает возвращение Ющенко и Саакашвили из Америки. Как бы тут интересы «влиятельных лиц» и безродного байстрюка не совпали?
Скорее всего, словен, кривичей и чудь в летопись вставили, чтобы показать якобы поддержку Владимира народом. А на самом деле пришел Владимир с наемными войсками, потому что из славянских племен никто бы не стал воевать на стороне Владимира против законного наследника Ярополка.
В любом случае Владимир получил военную силу. Но получил ее «на стороне». Вряд ли войско дали просто так. Значит, дали и инструкции. Владимир находится в какой-то зависимости от тех, кто выделил ему варягов. Кстати, к варягам, как к явлению, у историков отношение тоже не однозначное. Например, ученый Василевский, изучая не только тексты летописей, но и документы Византии и Скандинавии, пришел к выводу:
«В Византийском государстве были наемники, поименованные словом «варанг», они перечислены наряду с росами, саракинами, франками, кульпингами, булгарами, инглингами, немицами, аланами, обезами, императорской гвардией «бессмертных». Все это воинские отряды, получившие в Константинополе прописку благодаря сложной международной обстановке. Дословный перевод «варанга» на русский язык — мечник или меченосец. В немецком языке «вара» означало клятву. Воины, нанятые на «чужой стороне», давали клятву новому хозяину на своем мече».
Михайло Васильевич Ломоносов тоже высказал мнение по поводу варягов:
«Неправедно рассуждает, кто Варяжское имя приписывает одному народу. Многия силъныя доказательства уверяют, что они от разных племен и языков состояли, и только одним соединялись — обыкновенным тогда по морям разбоем. Ибо за тысячу лет не ставили в стыд и владеющие Государи обогащаться таковым хищным промыслом, который на Балтийском море едва около двенадцатого столетия из обычая вышел.