Юрист помялся, решая, насколько этичным будет следующий вопрос, но любопытство в конце концов пересилило.
- Интересно, а почему именно двести миллионов?
- Не имею понятия, - вздохнула Алиса. - Мне и самой интересно, зачем Даше деньги. Про двести миллионов она говорит чуть ли не с первого дня нашего знакомства. Причём сумма не меняется ни в какую сторону. Именно двести миллионов рублей для моей сестрички – это какая-то навязчивая идея…
Девочка осеклась и подозрительно оглянулась: ей показалось, что за кухонной дверью кто-то завозился.
Александр Сергеевич, понятливый, как все люди, связанные с практической юриспруденцией, перешёл на английский:
- Думаю, не стоит ждать так долго. Двести миллионов я могу дать вам прямо сейчас.
- У вас при себе такая сумма?!
- Не вижу в этом ничего необычного.
Через минуту они попрощались, и Алиса закрыла входную дверь.
Когда она вернулась на кухню, Даша допивала оставшийся после гостя чай.
- О чём вы там шушукались?
- Обсуждали всякие мелочи, - отмахнулась девочка, - обеими руками взяла какую-то тарелку, потом отставила её в сторону.
- Что-то мне уже неохота готовить, - призналась она.
- ТЫ это брось! – Забеспокоилась Даша. – Я никогда в жизни не пробовала… этот, как его… тыквенный пирог, а ты хочешь вот так вот сразу меня обломать?! Что случилось-то?
- Я не ожидала, что создам для папы столько проблем.
- Ничего страшного. Ну, заплатит твой папа деньги – и всё. А остальное будет делать наш Пушкин.
От слов «твой папа» Алису слегка покоробило. Хотя, наверное, она и не ожидала, что Даша сразу начнёт говорить «наш папа».
- Мы заработали тридцать четыре миллиона долларов, по семнадцать на каждую из нас, - продолжала развивать свою мысль Даша. – Согласись, для вступления в вашу семью у меня неплохое приданое. Вряд ли за всю эту петрушку с моим удочерением папа заплатит больше.
- Что такое приданое? – Алиса никогда не упускала возможности пополнить словарный запас.
- Это деньги, ну, или какие-нибудь вещи, которые даются девушке, когда она выходит замуж и уезжает в новую семью.
Алиса долго молчала.
- Это верно, приданое у тебя солидное, - наконец признала она. – Да и я тоже окупила поездку.
Даша требовательно сузила глаза:
- Я тебе подняла настроение?
- Немножко.
- Тогда готовь пирог, а я буду тебе помогать.
- Помогать? – Переспросила Алиса. – Каким же образом?
- Вдохновлять тебя. Буду стоять посреди кухни в позе памятника Ленина и улыбаться. Пойдёт?
Алиса хихикнула, представив себе эту картину.
- Только руку не опускай, - сказала она, - а то у меня вдохновение пропадёт.
Глава 2.
Есть областные центры, которые со всех сил лишь пытаются казаться таковыми. На первый взгляд город величественен и респектабелен. Широкие проспекты размечены для четырёхполосного движения, хотя для немногочисленных автомобилей даже обычной двухполоски хватает с избытком. Днём улицы смотрят на свет непроницаемыми зеркальными витринами новомодных супермаркетов и шопов, а ночью сверкают неоновыми огнями вывесок и реклам. Высотки густо лепятся друг к другу и создают ощущение многолюдности городского населения.
Но это - в центре. Стоит только свернуть с главной улицы в какой-нибудь переулок, пройти пару кварталов – пяти- и девятиэтажки быстро сменяются обычными частными домами, деревянными и крепкими, как их любили строить в конце прошлого века; запаянные в бетон парковки и детские площадки с куцым инвентарём – беспорядочными зарослями шиповника и малины, а за высокими заборами зацветают яблоневые и грушевые сады, в глубине которых раздаётся куриное квохтанье и беканье коз. Некоторая домашняя живность пасётся прямо по обочинам дорог.
В средине девяностых Брянск был именно таким городом. Не успевал непредвзятый прохожий опомниться – и оказывался на тихой улочке обычного провинциального городка, которых в России многие тысячи. И за окном - будто не тысяча девятьсот девяносто пятый год, а тысяча восемьсот такой же – сотни лет словно и не было.