Я, правда, пожаловался месье Билла на эти великосветские замашки, но он, как всегда, по своей доброте рассудил, что человека и так судьба обидела — он вынужден против своей воли сидеть в тюрьме. Так пусть уж у него будет какое-то облегчение. Особенно, мол, у бедняги Манги, которому досталось гораздо больше, чем нам, бродягам. Он должен был оттрубить пять лет, а это-таки, действительно, судьба обидела… Директор в этом знал толк, ведь во время войны он три года провел в немецком плену. Почему бы и не позволить парню немного отвлечься?
К тому же месье Билла всегда говорил, что хочет из уголовников сделать снова нормальных, порядочных людей. А этого можно добиться только снисхождением и любовью. Плохое обращение вызовет новую ненависть и неверие в справедливость, тогда уже никакие наказания не помогут. Так думал директор.
Я его никогда не понимал… По мне, так с этими заносчивыми обезьянами из Довиля надо было бы совсем по-другому обращаться. Но директором был Билла, у него был опыт — он ведь уже семнадцать лет работал в этой системе. Так что в подобных вопросах он должен был хорошо разбираться. А вообще-то директор Билла — прекрасный человек, вот только слишком снисходительный, — закончил свое выступление Ален и еще раз с благодарностью посмотрел на обвиняемого.
Теперь за него взялся прокурор. Он все-таки нашел возможность еще раз, уже подробно, остановиться на сценах совместного купания заключенных и девиц из Довиля. Но напоследок спросил о другом:
— Получал ли обвиняемый от заключенных какое-нибудь денежное вознаграждение за те недопустимые послабления, которые он разрешал?
Свидетель Ален решительно отверг это:
— Да нет же, господин прокурор! Месье Билла не получил ни франка. Ну разве что приглашали его в "Отель де Пари" на устриц да на бутылку перно… Но не больше. Да и то сказать, месье Билла, видно, соглашался потому, что такие деликатесы были ему не по карману. Ведь управление юстиции платило ему жалкие гроши.
— Об этом я вас не спрашивал, — раздраженно пробурчал прокурор и зарылся в свои бумаги.
Завершением и одновременно кульминацией процесса был допрос магазинного взломщика и вора Эжена Бруасьера. Приговоренный к четырем годам тюремного заключения за многочисленные взломы и ограбления магазинов, Бруасьер провел три года в милом Пон-л'Эвеке и был посвящен во все тонкости тюремных традиций. Тот, кто, увидев впервые Эжена Бруасьера, стал бы читать его «послужной» список, сразу бы понял, что он плохо знает людей. Даже в не слишком элегантной арестантской одежде, в которой Бруасьер вошел в зал, он выглядел истинным джентльменом. Его голова с черными, седеющими на висках волосами имела благородные очертания и придавала ему вид парижского аристократа. Небольшие изящные руки своей нервной подвижностью напоминали руки пианиста. Прежде чем начать "покупать при помощи фомки", как не без юмора охарактеризовал свой род занятий сам Бруасьер, он долго тренировал руки карманными кражами.
Столкнувшись в дверях судебного зала с бродягой, он, словно великий князь, скользнул по нему высокомерным взглядом. Несмотря на то что они провели под одной крышей многие месяцы, взломщик по-прежнему сохранял ярко выраженное чувство превосходства.
Высокий суд Бруасьер удостоил легким поклоном. Он с готовностью откликнулся на просьбу председателя суда охарактеризовать в общих чертах жизнь в тюрьме Пон-л'Эвека.
— Это было гуманно и соответствовало достоинству индивидуума, созданного богом. За все следует благодарить месье Билла. У него довольно значительные заслуги в деле перевоспитания доверенных ему питомцев, — высокопарно начал Бруасьер.
— В таком случае дайте, пожалуйста, суду описание того, как в тюрьме обычно протекал ваш день, — сказал председатель. Он старался подражать высокому слогу свидетеля.
Бруасьер опять сделал легкий поклон:
— Извольте, господин председатель, это много времени не займет. В десять часов — подъем. Завтракал я всегда в отеле, но большинство заключенных это делали на месте. До обеда разгоняли скуку покером. Причем начинал игру тот, кто накануне вечером платил в отеле или в одной из пивных, куда заключенные регулярно наведывались.