Паспорта мои, путевка и двести баксов на дорогу лежат в камере хранения на Белорусском вокзале. С ними, надеюсь, ничего не случится. И пока Валдис считает меня покойником, надо уносить ноги. Не знаю пока как. Хоть автостопом. Визы у меня есть, так что через границы я пройду даже пешком. Хуже ситуация с деньгами. И достать их негде: ни занять, ни получить с должников, потому что «воскресать» опасно. Лучше считаться мертвым. Валдиса недооценивать нельзя. Это я понял давно. Тогда же, когда понял и то, что ему нельзя доверять.
Продав Гришаеву ломтик своей памяти, я считал, что совершил вполне удачную сделку. С одной стороны, я неплохо заработал. С другой — мне дали академический отпуск, что оставляло мне шанс не завалить сессию. Сказать по правде, надежды сдать математику у меня не было никакой: из всех лекций я посетил только одну.
Так что я лежал в палате, ожидая отправки домой, и потихоньку пускал слюни, прикидывая, что можно купить на те деньжищи, которые мне отвалит Гришаев.
Появление у моего ложа следователя не испортило мне настроения. Он задавал глупые вопросы, я старался давать на них еще более глупые ответы. Это получалось у меня неплохо. Казалось, все идет по плану, но в третий свой приход следователь задал мне очередной глупый вопрос, который тем не менее меня насторожил.
— Как вы полагаете, Олег Дмитриевич, — спросил он, — бумага хорошо горит?
Вопрос походил на риторический, и я заподозрил какой-то подвох. Жаль, что нельзя сослаться на потерю памяти, нужно отвечать.
— Хорошо, наверное, — кивнул я с возможно безразличным видом.
— Давайте посмотрим.
Следователь встал, подошел к окну, извлек из кармана автобусный билет и зажигалку. Щелкнув своим огнивом, он поднес уголок билета к пламени.
Билет занялся и, вспыхнув, превратился в крошечную звездочку. Следователь едва успел бросить этот маленький факел за окно, прежде чем обжег пальцы.
— В самом деле, — радостно улыбнулся он мне, как будто ожидал иного результата.
Я снисходительно кивнул.
— А тут вот у меня… — Следователь извлек из кармана небольшую потрепанную книжку в обложке.
— Тоже палить собираетесь? — поинтересовался я.
— Попробую. Только вы не поймите меня неправильно. Литературу я очень даже уважаю.
Следователь взял книгу за корешок, сжав обложку пальцами. Он щелкнул зажигалкой и стал водить язычком пламени по сжатым страницам. Выбившаяся чешуйка ветхой бумаги вспыхнула, сгорев в мгновение ока. Огонь продолжал терзать торец книги, но листы стояли несокрушимой фалангой, не пропуская его внутрь.
Зажигалка нагрелась, и следователь погасил ее.
— Смотрите-ка, — констатировал он, разглядывая томик. — Не загорелся.
— Так и должно быть, — согласился я.
— Но все равно интересно, правда?
— Возможно.
— И что вы на это скажете?
— На что?
— Ну, по итогам проведенного опыта.
— А что я должен сказать?
— Не знаете пока?
— Представьте, нет. И не пока, а вообще. Если только вы не намекаете на опасность возникновения лесных пожаров вследствие автомобильных аварий. Только ведь пожара в моем случае, кажется, не случилось?
— Пожара не случилось. — Следователь убрал свою книгу. — Но машина сгорела. И деньги в чемодане сгорели. Целая куча денег. Пардон, не куча. Деньги были в банковских упаковках. Знаете, плотные такие стопочки бумаги, перетянутые лентой с разноцветными полосками?
— И что дальше?
Этот сыскарь явно ходил вокруг да около какого-то неизвестного мне факта, стараясь заманить меня в свой силок. Я не мог понять, где здесь подвох, и это начинало действовать на нервы.
— А дальше, я надеюсь, вы мне расскажете все сами, Олег Дмитриевич.
— Нечего мне рассказывать, — огрызнулся я.
— Ну-ну. Торопиться не надо. Через два дня вас выпишут, поедете домой. А в Москве мы с вами продолжим этот разговор. В моем кабинете. Настоятельно рекомендую до нашей встречи обдумать то, что я вам сейчас показал…
Не скрою, разговор этот меня расстроил. Но, подумав как следует, я решил, что выводов для себя из трюка с книжкой извлечь не смогу, так что следующий ход оставлю за следователем.
Меня выписали. Я приехал в Москву, где Гришаев передал мне обещанные деньги. Все шло по плану. Так же по плану меня вызвал следователь. Я отправился к нему, уверенный в своей безопасности.