Амбал поставил на плиту скороварку с половиной курицы, которая должна была стать моим сегодняшним последним обедом в родном городе. Не тратя времени даром, он приступил к поискам еще чего-то: то ли заварки, то ли закуски, то ли столовых приборов. Звуки исходили снизу — должно быть, он копался среди вещей, разбросанных по полу. Значит, или наклонился, или присел на корточки. Видит ли он меня?
Нужно действовать, потому что голова уже замерзла донельзя. Я осторожно повернул голову, открыл глаза и посмотрел сквозь поток воды. Толика видно не было. Я приподнял голову и стукнулся макушкой о кран. Шуршание на полу прекратилось, я мгновенно уронил голову и закрыл глаза. Не иначе бандит поднялся, чтобы посмотреть на меня. Прошло полминуты. Судя по звуку, Толик возобновил свои изыскания.
Теперь я действовал осторожней. Сначала открыл глаза, потом повернул голову так, чтобы видеть край раковины, и лишь после этого начал медленно подниматься. Увидев согнутую спину, я замер.
Что делать теперь? Кулачный поединок с этим амбалом немыслим: без кузнечного молота его не свалить. Я покрутил глазами в поисках оружия. Скороварка! Приподнявшись еще немного, я начал медленно сгибаться, пытаясь дотянуться до тяжелой кастрюли. Как назло, она была развернута ручкой от меня, и, чтобы взять ее, не хватало нескольких сантиметров или той самой ручки…
Толик, не поднимая головы, плюхнул рядом со мной на стол пакетик мармелада. Собрался обедать по полной программе. Я двинул ногой и стал разворачивать кастрюлю. К счастью, подлива зашипела, так что металлический звук был не так слышен. Взявшись наконец за ручку, я сел на столе. Подо мной что-то хрустнуло. Толик поднял взгляд.
— Очухался, фраер?
— Ага! — сказал я и огрел его скороваркой по кумполу.
Он вскинул руку, но закрыться не успел. Удар, правда, получился не очень: скороварка вещь тяжелая и размахнуться как следует я не смог, но звук вышел звонкий. Оптимистичный такой звук, жизнеутверждающий.
Толик продолжал сидеть на корточках, но взгляд его теперь становился обиженным.
Черт, он даже не покачнулся! У него что, чугун под скальпом?!
Я замахнулся снова, расплескивая подливу и рис по стене, но прежде чем я опустил свое орудие на эту чугунную голову, Толик сам медленно свалился на бок. Лицо его так и осталось обиженным. Нокаут. Прости, Толя.
Проворно спрыгнув со стола, я не удержался и лягнул бандита в живот. Вышел в прихожую, поднял свою сумку, огляделся напоследок и — что хотите со мной делайте! — взял трубку телефона. После того как мафиози пообещал отправить меня «вслед за подругой», желание срочно узнать новости о Наташке обострилось неимоверно. Речь явно шла не о поездке в Амстердам, а раз так, то что с ней? Она убита? Захвачена? Но если она на самом деле у «польских друзей» моего давешнего гостя, то какой смысл тащить меня следом?
Набираю по памяти парижский номер. Если не считать моих провалов, то память у меня — о-го-го! Понимая, что мадам сочтет меня полным идиотом, срочно придумал предлог.
— Мадам?
— А, мсье из Москва?
— Совершенно верно, мадам. Я звоню вот по какому поводу. Дело в том, что я не говорю ни по-французски, ни по-английски. Поэтому поговорить могу только с вами.
— Да, пожалуй, что так. Но я помню. Нина Полеску.
— Замечательно. Но я еще хотел узнать ваше имя, чтобы попросить вас к телефону, когда буду звонить. Это возможно?
— Да, конечно. Лиз. Спросите Лиз.
— Большое спасибо, Лиз. Всего доброго. Больше я вас не буду беспокоить. Сегодня.
В сердцах разбив трубку о стену, я заглянул на кухню, чтобы убедится в неподвижности Толика. Подошел к нему и обшарил — оружия нет. Жаль. Хочется иметь в руке что-то солидной убойной силы, прежде чем в третий раз за последние сорок минут открыть дверь и переступить порог. Кто-то встретит меня на сей раз?
Никто не встретил. Я спокойно вышел, закрыл за собой дверь, спустился вниз и отправился к метро. Путь мой лежал на вокзал к заветной камере хранения, где во мраке стальной ячейки покоились мои документы и остатки наличности, с которой мне предстояло, быть может, начинать жизнь с нуля.
В камере хранения никаких сюрпризов меня не ожидало. Я спокойно забрал свой конверт, убрал паспорта в карман, а доллары переложил в бумажник.
Я говорю «спокойно», подразумевая, что мне ничто не помешало и что мой вид не вызывал излишнего интереса. На самом деле внутри у меня раскручивался со страшной скоростью маховик, на который вместо ремня были намотаны мои до предела натянутые нервы. В ушах еще звенело пожелание отправить меня вслед за подругой. Что оно означало? Неужели они разделались с Наташкой? Маховик вращался все стремительнее, требуя немедленно куда-нибудь побежать, что-нибудь сделать, чтобы спасти подругу или хотя бы узнать точно, что с ней. Набирая обороты, он норовил намотать на себя вместе с нервами все прочие внутренности, и по моему телу то и дело пробегали неприятные волны, а по коже проносились табуны мурашек.