— Простите, можно от вас позвонить? — У меня возникло вдруг неодолимое желание убедиться, что Валдис и Шитов еще сидят по камерам.
— Да. — Антон аристократическим жестом указал на аппарат. — Но, будьте добры, не долго.
Он опять посмотрел на часы и вышел, а я достал бумажку с прямым телефоном Совина.
— Подполковник?
— Нет еще, — ответил он сухо. — Передумал?
— Я только хотел знакомым передачу прислать. Не возражаете?
— Опоздал ты немного. Двоих уже нет.
— Как так?
— Шитов выписался в тот же день. Звонили по его вопросу. А вот прибалта освободили по предписанию. Заболел он сильно в камере.
— Ловко, — сокрушенно кивнул я.
— Надеюсь, ты успел далеко убежать? А то они обещали устроить игру в горелки.
— Это уже мои заботы. Ладно, успехов вам на ниве борьбы со всем подряд. Тем более что сила сейчас за вами. — Я бросил трубку.
Антон все не возвращался. Похоже, я закончил досрочно. Не позвонить ли еще кому? Оглянувшись на дверь, я быстро набрал восьмерку. Выход на межгород свободен. Оно и понятно: как-никак, международная организация.
Думаю, нет нужды говорить, куда я звонил. Скажете, глупо? Так уж устроен человек. Легче двадцать раз умереть, чем расстаться со своими иллюзиями. Кстати, другой отличительной чертой является способность привыкать ко всему, так что трудно умирать только первый раз, остальные девятнадцать пойдут легче.
— Мадемуазель Лиз, силь ву пле, — произнес я вполне по-французски. Вот только разобрать, что мне ответили, я не смог.
Дверь открылась, и в комнату зашел Антон.
— Дозвонились?
— Да, спасибо. — И тут же соврал без зазрения совести: — Сейчас ее позовут из палаты.
«Позовут из палаты», само по себе не требует разъяснений. Прихватив со стола журнал, Антон тактично удалился. В этот самый миг в трубке раздался голос Лиз. Я назвал себя.
— О, мсье! Могу вас счастливо! — воскликнула она.
Как это перевести? Она рада меня слышать?
— Ваша мадам уже гостит у нас!
— Что?! Кто?! — Я не верил собственным ушам.
— Мадам Нина Полеску. Она начинала гостить сегодня.
Начинала гостить? Приехала? Заказала номер? Чертова дура эта Лиз, взялась учить язык — надо было учить хорошо.
— Она уже здесь? Ее можно позвать?
— Я уже позвать. Момент… — Послышалась какая-то возня.
— Алло? — Низкий женский голос с восточнославянским акцентом. Не пойму, взяла ли его обладательница трубку в Париже или это кто-то вклинился в нашу, отечественную линию.
— Алло! Кто это? — Я был в ужасе от мысли, что связь сейчас прервется.
— Олег! Олежек! — Низкий голос взорвался вдруг знакомыми нотками. Это Наташка! Это моя Наташка кричит мне через два часовых пояса.
— Да! — заорал я в трубку. — Это я! Я!
— А это я! — кричала мне Наташка. — Нина! Где ты?
— Я в Москве, — произнес я много тише, поглядывая на дверь. Полагаю, меня достаточно хорошо было слышно.
— Что? Что с тобой? Как ты? — Она сыпала вопросами, словно вываливала пельмени в кипяток: буль-буль-буль. Невозможно и слова вставить.
— Со мной, — я пропустил еще горсть вопросов, — со мной все нормально. Только я не смог выехать, как мы договорились.
— Но ты… С тобой все нормально, да? Документы у тебя целы?
— Да! Все цело. Я попробую завтра выехать…
— Как? На чем?
— Не знаю. Где мы встретимся? Как мне найти тебя?
— Давай, как договорились. Я могу выехать скоростным хоть сегодня…
А как мы договорились? Теперь нет никаких сомнений, что она звонила мне, а я все забыл. Она продиктовала мне номер, сообщила свое новое имя, а я все забыл. И рот уже сам собой раскрылся, чтобы признаться в этом, но дверь кабинета распахнулась и вошло человек десять с папками, блокнотами, рулонами бумаги.
— Мама! — импровизировал я на ходу, умоляюще глядя на Антона. — Ты меня слышишь? Оставайся там. Попроси, чтобы тебя оставили в этой же палате. Я тебя навещу на днях. Поняла? Попроси сестру Лиз оставить тебя в этой же палате, никуда не переводись!
— Да… я поняла, Олег… — чуть слышно ответила Наташка. — Это они? Они нашли тебя?
— Нет, — засмеялся я. — Это не они. Они уже очень далеко. Просто у меня есть знакомый доктор. Очень хороший. Ну все, целую, пока!
Положив трубку, я извинился перед собравшимися, молитвенно прижав руки к груди.
— Я прошу прощения. Прошу прощения, дико извиняюсь… — Я расшаркался и покинул кабинет.