— Последний перекус в родном городе, — прервала ее мысли Шанелька, комкая промасленную бумагу и бросая ее в алюминиевое ведро у ножки стола, — пить будешь еще?
Крис отрицательно помотала головой и Шанелька завернула на пластиковой бутылке пробку, взяла за горлышко, готовясь унести в машину.
— Извините…
Крис поспешно проглотила последний кусок сыра, поворачиваясь на голос. Прокашлялась, жалея, что быстрая Шанелька уже исчезла в толпе. Давешний мэн, который супер, стоял совсем рядом, улыбался, снова поднимая на лоб черные очки-капли. Тени от листвы высоких деревьев пятнали скулы и бицепсы, солнце сверкало на цепочке с армейской пластинкой.
— У вас не будет разменять? — он покрутил в пальцах тысячную купюру, показывая, — а то мне некогда, бегать искать, а есть хочется. У девушки нету.
— Да, — Крис зашарила глазами среди цветного народа, да где же эта Шанелька, вечно исчезнет не вовремя, — достану, сейчас достану.
Парень ждал, благожелательно глядя, как она перебирает пальцем отделения в бумажнике. Мелких купюр не было, ну да, Шанелька же сунула их в карман шортов. Своих.
— У подруги. Вы подождете? Я сейчас позову.
Она дернулась, уйти, потом схватила его локоть, отпустила:
— Только не уходите. Ладно?
Парень кивнул. У него были узкие почти монгольские глаза и худые высокие скулы. Но волосы и брови выгорели, светлые, и выглядел потому странно, будто был сперва черный, а после побелел, от солнца и ветров.
Крис выбралась из толпы, у машины схватила Шанельку за плечо:
— Вылезай, быстро! Он там стоит. Надо денег! Ему.
— Кто?
Машина пискнула, замыкаясь. Шанелька торопилась рядом.
— Костик? В смысле, Череп?
— Чего?
— Ну, ты сказала. Он стоит. И — денег.
Парень извинительно улыбнулся, поднимая руку с промасленным пакетом.
— А я вот уже. Сама позвала, наменяли там ей. Спасибо.
Подруги молча смотрели, как пробирается в толпе, мелькая загорелыми плечами. Вот повернулся, кивнул, опуская на глаза черные очки. И скрылся за шляпами и панамками.
— Быстро! — и вот Шанелька схвачена за руку и Крис потащила ее через толпу к обочине, где толкались на остановке разноцветные люди с пляжными сумками и стояли блестящие и пыльные машины тех, кто совершает сейчас покупки.
— По… подождите! Вы там, с чебуреками!
— С ума сошла, — беспомощно уговаривала подругу Шанелька, торопясь следом, — да ты чего? С ума…
Парень, уже открыв дверцу, с интересом ждал продолжения.
Крис быстро окинула взглядом надписи и картинки на боках автомобиля.
— Мы… насчет места. Где начинается. И когда?
— Сегодня собрание. И жеребьевка, — ответил парень, — а вы тоже, да? О, здорово.
Крис уверенно кивнула:
— Мы в первый раз. Туда проехать как с трассы? А то, мало ли.
Тот пожал широкими плечами.
— Да как обычно. Там одна дорога. В Береговом. Вы извините, мне пора уже. Там тогда увидимся, да? А вы челленджеры? Тоже?
Крис замялась, снова шаря глазами по автомобилю в надежде найти подсказку среди множества надписей.
— Журналисты? — догадался парень, широко улыбаясь.
— Да, — с облегчением сказала она, — именно. Москва, журнал Эсквайр, я пишу, а Шанелька фотограф. Так вы сказали, Береговое? На трассе прямо?
— Ну да. В шесть вечера общий сбор. Меня Дима зовут, Дмитрий Валеев. Мне, правда, пора, еще за штурманом заехать. Какое имя у вас интересное.
Узкие глаза оставили смуглое лицо Крис и выжидательно остановились на пылающих щеках Нелечки. Та кивнула, неловко улыбаясь.
— Очень приятно.
Дмитрий Валеев, оказавшийся непонятным челленджером, кивнул в ответ, хлопнул дверцей и через минуту вишневый жигуль уже поблескивал в плотном ряду машин, удаляющихся по широкой трассе.
— Журналисты, значит, — подытожила Шанелька, — а я значит, фотограф. С моей-то мыльницей.
— Пошли. Ну не челленджеры же. Мой возьмешь.
— С ума сошла? Твою зеркалку?
Они препирались, уже усаживаясь в машину.
— Криси, ну, какие мы с тобой журналисты? Я пожизненный библиотекарь, ты юрист-крючкотвор. А там нужно нахальство. Смелость. Писать это все.
— Не нужно писать. Нужно деловой вид и планшет в руке, в экран тыкать. Зато все наши будут. И Дима твой.
— Мой? — поразилась Шанелька, качаясь, и ухватываясь за черный пластик подлокотника, — при чем тут «мой»? Да ему лет, наверное, двадцать! Он Тимке ровесник. Почти. С виду.
— Пф. Только с виду. Ему тридцатник, точно. По локтям заметно.
— По чему? Локтям?
— Ну, — Крис покрутила головой, не нашла, как пояснить, и рассердилась, — чего ты стремаешься? Он тебя глазами всю обмаслил.