— Да будет дождь, — сказал он.
Капли забарабанили по крыше.
— Пусть дождь прекратится, — велел Даниэль.
Дробь прекратилась.
Он указал клешнёй на большую кастрюлю в углу комнаты.
— Песок. Цветок. Огонь. Кувшин с водой, — произносил он.
Кастрюля послушно превращалась в предметы и сущности, которые он называл.
— Хорошо, Даниэль. Я вам верю, — сказал Примо.
Даниэль уже накопил некоторый опыт в изучении языка тела этих созданий. На его взгляд, Примо казался чересчур спокойным. Быть может, для такого старика как он, заставшего кардинальные перемены, такое откровение было гораздо меньшим шоком, чем для человека на заре компьютерной эры.
— Вы создали этот мир? — спросил его Примо.
— Да.
— И писали нашу историю?
— Отчасти, — сказал Даниэль. — Многое было отдано на волю случая или определялось вашим выбором.
— Это вы сделали так, что у нас больше нет детей? — потребовал ответа Примо.
— Да, — признался Даниэль.
— Но почему?
— В компьютере больше нет места. Стоял выбор между смертью и нулевой рождаемостью.
Примо задумался.
— Значит, если бы вы пожелали, мои родители не умерли бы?
— Если захочешь, я могу вернуть их к жизни, — ответил Даниэль. Он не врал; компьютер хранил детальные данные по последним из смертных фитов. — Но не сейчас, а только после постройки большего компьютера. Когда для них найдётся место.
— А что насчёт их родителей? А родителей их родителей? И так далее — до начала времён?
— Нет. Эта информация утрачена навсегда.
— К чему этот разговор об ожидании большего компьютера? Вам же по силам остановить для нас время и запустить его снова, когда этот новый компьютер будет построен.
— Нет, — сказал Даниэль, — не выйдет. Потому что мне нужно, чтобы этот компьютер создали вы. Я не такой, как фиты — я смертен, а мой мозг нельзя прокачать. Я сделал всё, что мог — и теперь мне нужно, чтобы вы продолжили моё дело, сделали больше и лучше. И для вас единственный способ этого добиться — изучить науку моего мира и придумать способ создания нового вычислительного устройства.
Примо прошёлся к кувшину с водой, которую Даниэль создал волшебным образом.
— Сдаётся мне, что вы плохо подготовились к задаче, которую перед собой поставили. Если бы вы подождали появления такой машины, которая вам нужна, нам пришлось бы гораздо легче. И если такая машина не будет построена в течение всей вашей жизни, что помешает вашим внукам закончить эту работу?
— У меня не было выбора, — упорствовал Даниэль. — Я не мог переложить на наследников создание вашего вида. У нас грядёт война, и мне нужна ваша помощь. Мне нужны мощные союзники.
— У вас нет друзей в собственном мире?
— В вашем мире время течёт гораздо быстрее, чем в моём. Мне нужны такие союзники, которыми фиты смогут стать в будущем, со временем.
— Но что именно вы от нас хотите? — спросил Примо.
— Чтобы вы построили новый компьютер, в котором нуждаетесь. Чтобы вас стало больше, чтобы вы стали сильнее. Чтобы вы помогли стать сильнее и мне — чтобы помогли мне, как я помог вам. Когда война закончится нашей победой, наступит вечный мир. Бок о бок, мы будем править тысячами миров.
— Но что вам нужно от меня? — спросил Примо. — Почему вы говорите со мной, а не со всеми нами?
— Большинство не готово узнать правду. Будет лучше, если на какое-то время они останутся в неведении. Но мне нужен один ваш представитель, который сможет прямо работать на меня. В вашем мире я могу видеть и слышать абсолютно всё, но мне нужно понимать происходящее. И я хочу, чтобы ты понимал это для меня.
Примо молчал.
— Я подарил тебе жизнь, — сказал Даниэль. — Как ты можешь мне отказать?
6
Даниэль протиснулся сквозь небольшую толпу демонстрантов, собравшихся перед входом в его небоскрёб в Сан-Франциско. Разумеется, можно было прилетать и улетать на вертолёте, но охрана оценила собравшихся как не представляющих особой угрозы. Малая толика плохого пиара его не смущала: он больше не продавал ничего такого, что общество могло бойкотировать, а из тех предприятий, в которых Даниэль имел долю, ни одно не высказывало недовольства насчёт ассоциации с ним. Он не нарушал законов, не подтверждал никаких слухов. Несколько дикого вида киберфилов, размахивающих плакатами с надписью «Программы тебе не рабы!», не имели ни малейшего значения.