— Децемвиры! Сам вопрос об аграрном законе ставится неправильно. Собственники боятся, что под предлогом раздела у них отнимут землю. Получившие её даром и ничем не связанные обладатели немедленно продадут или пропьют её. Вот и продержится аграрный закон один день, потом опять начнёт подниматься и ослаблять Рим. А нам пора объединиться и двигаться брать Италию.
— Не понимаю, к чему ты клонишь? — спросил патриций Пизон.
— Не спеши, Пизон. Вопрос слишком серьёзный. Мы должны выйти из храма с решением, устраивающим всех здравомыслящих патрициев и плебеев, богачей и бедняков, а лишённых здравого смысла не раздражающим: таким, чтобы большинство их временно почувствовали себя победителями. Посмотрите, что получается. Богачи присвоили себе права большие, чем Республика. Республика не может отнять надел гражданина, любой заимодавец может. А люди присвоили себе права большие, чем мать-земля. Ведь ещё пару лет назад земледелец, истощивший землю дурным хозяйствованием, даже не порицался: его собственность. Хозяин — барин. Сейчас его ругают друиды, но ведь это не выход!
— Опять обиняки! Переходи к делу или заткнись! — раздражённо потребовал Пизон, но другим было любопытно, и они его остановили.
— Раз Земля выше божеств и ниже лишь Бога Единого, то принести обет клиента ей будет лишь почётно для любого римлянина. Даже Бог разрешает своим почитателям такую клятву. А, значит, клиент должен собственными руками и руками своей семьи обрабатывать этот участок, ласкать Землю и кормить её. Обет должен быть наследственным. Участок этот должен быть неотъемлемым никем, ни по какому поводу, неделимым и необъединимым. Хозяин может лишь передать его по наследству тому, у кого нет неотъемлемого участка и кто приносит клятву клиента Земле на этом поле. А повредил своё имение — исправляй всё сам. Никому передать не можешь, и будут виновный и его потомки вкушать плоды неразумия и жадности своей.
— Но ведь тот, у кого фамилия большая, сможет захватить большой участок? — возразил Пизон.
— Я сказал genus, а не familia. Этот участок нужно запретить обрабатывать рабам и наёмникам. Такое поле хорошо иметь даже богачам: ведь мало ли как повернётся Фортуна к их роду в будущем? Тем самым мы лишим возможности зажиточных бездельничать и наслаждаться извращениями, как в Карфагене. Мы ничего ни у кого не забираем, и владельцы не возразят. Не хочешь закреплять за собой надел и себя за наделом — держи язык на привязи и не приноси клятву клиента. Так что свободу римлян мы тоже не затрагиваем. И последнее. Женатый римлянин, получивший либо купивший надел и принёсший клятву клиента Земле, переходит в её фамилию и освобождается от отцовской власти.
Вот теперь Аппий довольно заулыбался: ему явно понравилось решение. Закон о неделимом наделе семьи был единогласно принят Сенатом и комициями.
После этого Евгений почувствовал, что может и, более того, обязан уйти в свой мир: он сделал решающий шаг и есть опасность испортить уже достигнутое. Но так не хотелось бросать на полдороге начатое. Он отправился к Аппию.
— Приветствую тебя, Евгений! Судя по твоему лицу, важнейшие новости. Твой Бог забирает тебя помогать кому-то другому? Уж не заработал ли ты повышение из рода Mortalis в Immortalis? — пошутил Аппий полусерьёзно.
— Угадал. Но мне не хочется уходить и бросать Рим. Помолись, чтобы мне разрешили остаться. Я ведь не могу просить Бога о благах.
— Евгений! Разве благо в смысле того, что просят людишки, твоя участь? Ты просишь служения и сил. Ты имеешь право молиться сам. А я тоже помолюсь вместе с тобой.
Прошло в молитвах несколько часов. Евгений уже истощил свои духовные силы и тут вдруг ощутил: тот же лик, что в сновидении, улыбаясь ещё более светло, явился перед ним.
— Я передаю тебе бедными человеческими словами, что Отец мой доволен тобою, и разрешает тебе уйти, когда сам пожелаешь. Не в пример другим!
Евгений понимал, что слова благодарности могли бы легко перейти в недостойную лесть, фарисейское самоуничижение или восхваления, и всё испортить. Но он рискнул и сказал вслух:
— Рад, что я заслужил похвалу. Благодарен за разрешение остаться и воспользуюсь им, даже если оно приведёт меня на крест.
— Твой крест уже искупил твой сын, — усмехнулся Спаситель, благословил обоих (это увидел и Аппий) и исчез.
Аппий искренне обнял друга-врага-соперника:
— Теперь спокойно могу умирать. Я сделал больше, чем можно было вообразить. Уйду верным почитателем своих богов. Кажется, им будет не лишней помощь моей души.
В течение этого же года с небольшим Авл подобрал себе невесту Туллию, из знатного рода союзных вольсков. Туллия не возражала даже, чтобы Зейна осталась наложницей мужа, но хозяин и любовница решили, что это будет источником раздоров и недостойно. Женщина решила уйти в «монастырь». «Ещё одна аналогия: кающаяся блудница!» — подумал Евгений.