— Здесь была какая-нибудь женщина? — раздраженно крикнул я.
— Тут не храм Божий, сударь, — ответил охранник, поставив приклад мушкета на землю и задумчиво поглаживая подбородок. — Мы стараемся делать все, что в наших силах, чтобы не позволять арестантам общаться с местными, но ведь ночь длинна. Чем быстрее их погрузят на корабль, тем будет лучше. А если мы проваландаемся здесь еще, то беды не избежать…
— Меня интересует женщина-альбинос, — прервал я его жалобы. — С совершенно белыми волосами, белой кожей и глазами яркими, как…
Они обменялись удивленными взглядами.
— Женщина была одна? — спросил я.
— Ну… эта женщина пришла через несколько часов после того, как мы сюда прибыли. И сразу проследовала к огню. Она так дрожала, что казалось, вот-вот рассыплется. И никакой накидки, никакого плаща, только платье…
Охранники обменялись еще одним взглядом. Они явно прикидывали, что можно мне сообщить, а что лучше утаить.
— Меня не интересует исполнение вами своих обязанностей, — попытался я их успокоить. — Мне только нужно знать, пришла ли она одна, или с ней кто-то был.
— Отвечайте! Иначе генералу Катовице через час будут доложены ваши имена, — пригрозил Кох.
— Вот уж запоете! — крикнул на охранников один из заключенных.
— Ну? — произнес я, обращаясь к капралу.
— Она была одна, — ответил он. — Белая, как длиннохвостый попугай. И как только эти увидели ее, начался хохот и улюлюканье.
— Она была им знакома? — спросил я, и во мне проснулась надежда.
— Сомневаюсь. Хотя, увидев ее красное платье, они все глаза на нее вытаращили. Они ведь баб месяцами не видят. Птички в клетке, сударь. Да и она из тех, кто не против, чтобы на нее пялились. Вы понимаете меня, сударь.
Я без труда представил описанную сцену. Анна Ростова была единственным ярким пятном на мрачном фоне этого притона. Ее приход, вероятно, согрел сердца и пробудил надежды всех, кто здесь находился, не исключая и обоих охранников.
— Вы с ней говорили?
Оба солдата решительно замотали головами.
— А заключенные?
Они обменялись непонятным мне взглядом.
— Вы сами можете оказаться в кандалах на борту того корабля, которого с таким нетерпением ждете, — пригрозил я, делая шаг к ним.
— Она сама хотела попасть на тот корабль, — пробормотал магдебуржец. — Хотела пробраться туда незаметно и спрятаться, как она говорила.
Он опустил глаза.
— Она предлагала вам плату? — спросил я. Не было нужды в особой догадливости, чтобы понять, что могла предложить Анна Ростова в обмен на помощь в побеге из Кенигсберга.
— Я… я же сказал вам, сударь. И ей я тоже сказал. Нет никакого корабля. Мы не знаем, сколько еще времени нам придется здесь провести. Я не могу… никому ничего обещать…
— Вы воспользовались ею, ведь так? — Я старался изо всех сил сдержать нарастающий гнев.
— Никто ее не принуждал, — возразил магдебуржец. — Она сама пришла. И она уже плавала на кораблях. Отрабатывала путешествие, как она выразилась. Так что нечего…
За нашей спиной вдруг раздались дикие возгласы и жуткие вопли. Инстинктивно солдаты навели мушкеты на скопление людей, которые опустились на колени вокруг двух больших серых крыс. Об огне все забыли. Грызуны были светло-серого цвета, величиной с кошек, с изогнутыми передними зубами, очень похожие на тех громадных pantegane, которых я тысячами видел на улочках и у кромки каналов в той омерзительной сточной канаве, имя которой Венеция. Здешние крысы дрались не на жизнь, а на смерть, беспощадно вгрызаясь в тело соперника и вызывая все более громкие и восторженные выкрики со стороны зрителей при каждом очередном успешном нападении. Прошло всего несколько мгновений с начала столкновения, и оно завершилось так же мгновенно, как и началось. Кто-то из присутствующих поднял проигравшего за хвост и продемонстрировал его остальным. Затем стал крутить крысиным трупом над головой, забрызгивая окружающих кровью, что вызывало возгласы возмущения и протеста, и вдруг выпустил его из рук. Тельце животного полетело в противоположный конец помещения и с тошнотворным шлепком ударилось о каменную стену. Вокруг снова разлетелись брызги крови.
Шум нарастал, звучали оглушительные крики торжества — бродяги получали деньги за выигранное пари. Началась небольшая потасовка, затем кто-то выскочил из толпы, бросился к скамье, на которой сидели скованные цепью арестанты, и передал несколько монет заключенному в странной меховой одежде, которого я описал ранее.