В ответ Анна Ростова расхохоталась презрительным смехом:
— Для него красота была гораздо важнее правосудия. Я рассказала ему о находке. И он сам решил никому об этом не сообщать. Спрашивайте с него. Пусть сам разбирается с вами и со своей совестью.
— Покажите мне то, что вы взяли с тела, Анна.
Она неуверенно взглянула на меня:
— Поверьте мне, сударь…
— Принесите! — резко произнес я.
Я подошел и склонился над ней. И сразу же Ростова странным образом преобразилась. Выражение покорности уступило место обольстительной улыбке. Она слегка коснулась пальцами обнаженной белой кожи своих грудей, попытавшись ослепить меня еще одной белоснежной улыбкой, в которой только слепой не заметил бы лукавства.
Она встала, наклонившись ко мне.
— С вашего позволения, — прошептала Ростова мне на ухо.
Ее волосы коснулись моей щеки. Казалось, от них исходила какая-то особая энергия. Затем она удалилась в самый темный угол комнаты и исчезла за безвкусно яркой занавеской. Мы с Кохом обменялись взглядами. Мы слышали, как она в чем-то роется, до нас доносились ее проклятия. Через несколько минут она вновь возникла перед нами в бледном круге света, держа что-то в руках. Подобно весталке она поклонилась и положила сверток мне в руки. Если у материи, в которую был завернут предмет, и был когда-то какой-то определенный цвет, теперь он полностью исчез. Ее покрывали только отчетливые пятна плесени.
Чтобы развязать нитки, мне пришлось снять перчатки. Внутренние складки материи тоже были в отвратительных ржаво-коричневых пятнах. Разворачивая материю, я нервничал настолько, что у меня даже начала заметно подергиваться щека. И вот наконец я держу орудие убийства в руках. Восемь дюймов длиной, цвета кости, прямой и изящный, не похожий ни на одно орудие убийства, виденное мною до сих пор. Я передал его Коху, а тот поднес к свету, словно окаменелость какого-то экзотического животного.
— Иголка, сударь, — сказал сержант, прежде чем вернуть его мне. Сержант был, как всегда, предельно рационален и практичен. — Ушка нет. И кончик отломался.
Я повертел странный предмет в руках. Вот то самое оружие, которое на протяжении уже столь долгого времени терроризирует весь город. И не могло быть никаких сомнений, что осколок, который демонстрировал мне Кант, был его обломанным концом. Найди вы такое в женской рабочей шкатулке, не обратили бы на него никакого внимания. Но в горле у мертвеца оно приобретало устрашающую силу.
— В ту ночь моя роженица родила хорошенького маленького мальчика, — с удовлетворением в голосе пробормотала Анна Ростова. — Во время схваток я несколько раз уколола ее этим: трижды в лицо и трижды в живот. И ребенок выжил, несмотря на то что был момент, когда он чуть было не удавился на пуповине. Сатана спас его. Не зря я потрудилась. Я пользовалась силой «дьявольского когтя» для лечения разных болезней, за которые не решались браться врачи. Беременные бабы ко мне толпой повалили…
Люблинский издал стон.
Он забился в самый угол подобно загнанному зверю.
— Ты знала, что он мне не поможет! — крикнул он и внезапно, без всякого предупреждения бросился на Анну.
— Не забывайтесь, Люблинский! Вы офицер его величества, — напомнил я, преграждая ему путь.
— Она соглашалась мне помогать только при том условии, если я буду держать язык за зубами! — взвыл он, словно раненый зверь. — Она их до нитки обворовывала. Беременных женщин, стариков, прикованных к постели, детей-инвалидов. Они называли ее Белая Ведьма. Загляните-ка в ее чулан, герр поверенный. Вас наизнанку вывернет. Увидите, что способна сделать Анна Ростова за деньги!
Я положил иглу на стол, схватил свечу, прошел по комнате и отдернул занавеску, служившую заменой двери. Облако пыли взвилось к потолку, и в нос мне ударила нестерпимая вонь. Создавалось впечатление, что там в течение столетий разлагался труп какого-то громадного существа. Прикрыв нос плащом, я поднял мерцающую свечку над кухонным столом, придвинутым к самой стене. Он был весь в грязи и в темных ржавого цвета пятнах, происхождение которых не вызывало никаких сомнений, — засохшая кровь. На столе по размеру были разложены ножи разной величины, словно здесь готовился какой-то хирургический эксперимент. Кровь покрывала лезвия тусклой оранжевой пленкой. Несмотря на грязь, металл сверкал и блестел в пламени свечи. На узкой полке над столом я разглядел ряд омерзительных горшков и кастрюль. Тускло поблескивала медь. На первый взгляд я находился на обычной кухне, но не такой, которой могла бы гордиться достойная хозяйка.