4.
Если воспринимать человека так, как нам предлагает библия, а именно как модус божественной силы («Бог внутри тебя, и повсюду вокруг тебя…»), то что же касается всего живого вообще? Не кажется ли нам, что в этом и заключено непомерное себятничество теолога? Считать, что со всех живых существ бог одарил своим духовным присутствием человека, более того, предполагать под этим абсолютную его исключительность, ощущения себя, как единственно разумного существа в необъятной вселенной, той, которая пока неподвластна изучению человеком- все это слишком человеческий эгоизм, чтобы быть чем-то божественным. Разумеется, все это умело отрицается представителями церкви, ссылаясь на то, что гипотетически, человек в силу ограниченности своих возможностей может предполагать все что угодно (семя кантианства всюду произрастило этот идеалистический сорняк непознаваемого опыта, «вещи в себе»). Если отойди от всех канонов как идеализма так и материализма, можно посмотреть на все иным взором: «…все что непознаваемо, то не существует». Это положение звучало бы куда вернее, если несколько переработать его содержание, например так: «Все, что пока не познано, того не существует в понятии человека».
В случае с божествами (в данном случае, возьмем лишь христианство), нам стараются объяснить, что не существующий в материальном мире божок, живущий лишь в нашем сознании как образ установленного религией персонажа, реален как эти строки, изучаемые читателем.
В чем же логичность такого восприятия вещей, отчего же мы по-прежнему доказываем ложность всякой христианской мысли? Стоило бы удушить гидру ещё до её появления на свет, тогда когда вред от нее был бы ничтожен в сравнении с современностью.
Слова «мудрого» представителя православной церкви, сподвижника христианской морали, Паисия Святогорца: «Логика, прекословие, упрямство, своеволие, непослушание, бесстыдство- все это отличительные черты диавола»- гласят о том что все, чем мы обязаны современной цивилизации, есть продукт влияния дьявольских сил. Ежели, мир, который предстает перед нами создан посредством «диавола», о какой безграничной силе бога мы говорим? Впрочем, это уже придирки, которые не стоит воспринимать всерьез, ровно как и выражение «мудрого» Старца Паисия. Ведь слова его, просто-на-просто, пустословие умалишенного. А ежели нет, так кто еще, как не представители христианской церкви за всю историю своего существования более проявляли упрямство, своеволие и бесстыдство?
И Фейербах понимал плачевное состояние всего церковного аппарата, зависящего от политической власти в стране, прикрывшееся дуалистичной идеей небесного царства: церковь, продолжала блестяще исполнять свою роль- усмиряла «своевольных», спасала «страждущих»; ни один высокопоставленный христианин не проявил должного своей вере смирения, никто из них ни разу не стоял за идею о человеческом счастье на земле, все, что могла предложить церковь, это «рай» на небе для тех, кто создает себе ад на Земле.
«…Божество есть представление, истина и реальность которого сводятся к блаженству. Насколько простирается желание блаженства, настолько, не дальше, простирается представление о божестве. У кого больше нет сверхъестественных желаний, для того больше нет сверхъестественных существ.» Творить себя, формировать себя в рамках бытия- вот истинная цель атеизма, лишь в том, чтобы наконец дать в руки человеку ключ от земного Эдема, от элизиума человеческого бытия. Тот, кто не понимает Ницше, не понимает пылкость его духа и отстраняется от пугающего его атеизма, должен обратится к Фейербаху, как к последнему, из представителей классической немецкой философии. Логика, оружие которые утилитарно для любой религии, то орудие, которым Фейербах овладел в совершенстве.
Глава 3. Идеализм как общечеловеческий феномен
1.
Существуя в рамках человеческого сознания, всякая сравнительная характеристика вещи, будь она доставлена эмпирически или мыслительно, не может ссылаться на абсолютную объективность суждения о ней. Безусловно, лишь потому, что каждое отдельно взятое сознание, есть совокупность огромного количества ложных, субъективных суждений о вещах.
Постановление точной характеристики вещи, путем консенсуса между некоторым количеством людей с различным видением сути этой вещи (диалектически), приводит к уничтожению понятия об её идеальной стороне. Более не существует неоднозначности в сознании каждого из присутствующих людей, теперь вещь обрела грани, она стала объективным суждением о самой себе. Все скептики, или критические идеалисты (начиная с Канта), ставили под сомнение абсолютность человеческого познания, подразумевая, что каким бы верным не казалось суждение, всегда может существовать та его сторона, что контроверсальна уже принятому постулату. Таким образом, если есть стул, существующий в рамках одной комнаты, мы можем убедиться в том, что он действительно существует, просто зайдя в эту комнату. Отсутствуя в комнате, человек не может быть уверен в наличии стула, так как есть вероятность что его вовсе там не было; все это, согласно релятивизму Канта, вернее сказать, его агностицизму.
Сложность опытного познания и заключена в том, что его всегда можно поставить под сомнение, без всякого основания, просто ссылаясь на человеческую неспособность к объективному восприятию вещей. Этим всегда поддерживалась идеальная сторона всякого предмета.
На борьбу с идеалом выступил материализм, не отрицающий существования непознанных вещей, или непознанного «реверса» вещи, однако отметающий всякую «вещь в себе», априорно непознаваемую вещь. Материализм наглядно продемонстрировал, что с упразднением границ между непознанными вещами и постигнутыми, упраздняется так же и возможность существования идеальной вещи: стул, может быть только стулом, но никак не табуретом или креслом. Никто не опровергает возможность распиливания стула на пять частей с последующей реконструкцией их в табурет. Но одновременно существование стула и табурета в одной вещи невозможно, каким бы идеализмом не пользовался мыслитель, вещь будет иметь ровно столько граней, сколько она может иметь. Идеал шагает с нами по жизни не просто как абстрактное понятие о чем-либо, всегда, когда мы надеемся, создаем мечты, ставим цели, мы руководствуемся лучшими факторами для достижения поставленной интенции, лучшими, вопреки реальному основанию для свершения своих стремлений, а значит идеальными.
Продуктом идеального восприятия становятся всевозможные ошибки, неудачи на пути к цели, а то и вовсе отказ от нее. В то же время, отнюдь не значит, что человек должен лишать себя определенной доли оптимизма, оптимизма, исключающего идеальное обстоятельство.
Человек должен опосредоваться в реалиях бытия, по возможности трезво оценить свои способности, взвесить усилия, которые стоит приложить для установления своей цели.
Религиозный человек, терпящий неудачу во многих начинаниях, со временем продолжает попытки добиться успеха в своем предприятии; по достижении цели он с облегчением воскликнет «Слава Богу!»- в данном случае, независимо от реальной обстановки, в сознании верующего создается априорная постановка божественного участия в его бытии, влияние извне на его сознание. Такая установка ошибочна, так как под фатализмом воспринимает абсолютный идеал бога: всевышнего, всеслышащего, всесознающего. Для эдакого адоранта, невозможным принять во внимание факт самостоятельного движения материи (общества, как высшей формы организации материи), без вмешательства бога. Не смотря на это, богомолец соглашается с тем, что его бытие, определило его сознание, приведя его к успеху, но подразумевая, что божество определило это бытие. Так или иначе, он самостоятельно добился, или не добился желаемого, независимо от «идеала», а лишь благодаря собственному стремлению и влиянию на него бытия.