— Конечно, я понимаю ваши чувства.
— Диана, бедняжка, не может в это поверить. Я сам сначала не мог поверить. Наверное, и сейчас не поверил бы, если б не знал… — Он замолчал.
— Не знали чего?
— Что это у нас в крови. Я имею в виду это скрытое заболевание.
— Но тем не менее вы согласились на помолвку?
Адмирал Чандлер вспыхнул:
— Вы хотите сказать, что мне следовало запретить ее тогда? Но в то время я понятия об этом не имел. Хью похож на мать, ничто в нем не напоминает Чандлеров. Я надеялся, что он похож на нее во всех отношениях. С самого детства в нем не замечалось ни следа отклонения от нормы — до этого момента. Я не мог знать, что… Будь все проклято, следы безумия есть почти в каждом древнем семействе!
— Вы не консультировались с врачом? — мягко спросил Пуаро.
— Нет, и не собираюсь! — взревел Чандлер. — Мальчик в полной безопасности здесь, я за ним присматриваю. Они запрут его в четырех стенах, как дикого зверя…
— Вы говорите, он в безопасности. Но в безопасности ли другие?
— Что вы хотите этим сказать?
Сыщик не ответил. Он в упор смотрел в печальные черные глаза Чандлера.
— Каждый занимается своей профессией, — с горечью произнес адмирал. — Вы ищете преступника! Но мой мальчик — не преступник, месье Пуаро.
— Пока нет.
— Что вы хотите сказать этим «пока»?
— Такие вещи усиливаются. Эти овцы…
— Кто рассказал вам про овец?
— Диана Мейберли. А также ваш друг, полковник Фробишер.
— Джорджу лучше было бы держать рот на замке.
— Он ваш старый друг, не так ли?
— Мой лучший друг, — ворчливо подтвердил адмирал.
— И он также был другом вашей жены?
Чандлер улыбнулся:
— Да. Джордж был влюблен в Кэролайн, мне кажется. Еще в далекой юности. Он так и не женился. Думаю, именно по этой причине. А, ладно, мне повезло, — по крайней мере, я так думал. Я увел ее, но только для того, чтобы потерять.
Он вздохнул, плечи его обмякли.
— Полковник Фробишер был с вами, когда ваша жена… утонула? — спросил Пуаро.
Чандлер кивнул:
— Да, он был вместе с нами в Корнуолле, когда это случилось. Мы с ней поехали кататься на лодке, а он в тот день остался дома. Я так и не понял, как эта лодка перевернулась… Должно быть, внезапно открылась течь. Мы только что вышли из бухты, был сильный отлив. Я поддерживал ее на поверхности, сколько хватило сил. — Его голос оборвался. — Ее тело вынесло на берег через два дня. Слава богу, что мы не взяли с собой маленького Хью! По крайней мере, так я думал в то время. А теперь… может быть, для бедняги Хью было бы лучше, если б он был там тогда. Все было бы кончено…
И он снова вздохнул, глубоко и безнадежно.
— Мы последние из Чандлеров, месье Пуаро. После нас Чандлеров в Лайд-мэнор больше не будет. Когда Хью обручился с Дианой, я надеялся… ну, что об этом говорить. Слава богу, они не поженились. Больше мне нечего сказать.
Эркюль Пуаро сидел на скамейке в розарии. Рядом с ним сидел Хью Чандлер. Диана Мейберли только что покинула их.
Молодой человек повернул к сыщику свое красивое, измученное лицо.
— Вы должны заставить ее понять, месье Пуаро, — произнес он.
Он на минуту замолчал, потом продолжил:
— Понимаете, у Ди бойцовский характер. Она не хочет сдаваться. Не хочет признать то, что ей придется признать, черт возьми. Она… она продолжает верить, что я… в здравом уме.
— А вы сами совершенно уверены, что, простите меня, безумны?
Молодой человек поморщился и сказал:
— Я пока еще не безнадежно свихнулся, но положение ухудшается. Диана не знает, благослови ее Бог. Она видит меня только тогда, когда со мной все в порядке.
— А когда вы не в порядке, что происходит?
Хью Чандлер глубоко вздохнул.
— Во-первых, я вижу сны. А когда я вижу сны, то я — сумасшедший. Вчера ночью, например, я уже перестал быть человеком. Сначала я был быком, бешеным быком, бегал в слепящем солнечном свете, ощущал во рту вкус пыли и крови, пыли и крови… А потом я был псом, большим, слюнявым псом. Я боялся воды, дети разбегались и удирали при моем приближении, мужчины пытались меня застрелить, кто-то поставил для меня большую миску с водой, а я не мог пить. Я не мог пить…
Он помолчал.
— Я проснулся. И понял, что это правда. Я подошел к умывальнику. У меня пересохло во рту, ужасно пересохло, все горело. Меня мучила жажда. Но я не мог пить, месье Пуаро… Я не мог глотать… О боже мой, я не мог пить…