— Софья?
— Нет, Боже сохрани, нет!
— Но такая мысль приходила тебе в голову. Не отрицай. Может быть, Филипп?
— Он всю свою жизнь ревновал отца к Роджеру. Предпочтение, которое тот оказывал Роджеру, доводило его до бешенства. Но вот Роджер разорен. Старик обещает помочь. Допустим, об этом узнает Филипп. Если старик умрет, с Роджером будет покончено. О, я знаю, это абсурд...
—- Нет, не абсурд. Это ненормально, но так бывает. А как насчет Магды?
— Она ребячлива и странно смотрит на вещи. Я бы никогда в жизни не поверил в ее виновность, если бы не удивительная поспешность, с которой она отправляет Жозефину в Швейцарию. Я чувствую, что она боится каких-то разоблачений.
— И в этот момент Жозефину стукнули по голове?,
— Ну, ее мать не могла этого сделать!
— Почему нет?
— Но, папа, родная мать не станет...
— Чарльз, дорогой! Разве ты никогда не читаешь полицейские новости? Часто бывает, что мать невзлюбит кого-нибудь из своих детей. Только одного. Остальных она может любить. У нее на это могут быть свои причины.
— Она назызала Жозефину подкидышем..
— А ребенок страдал от этого?
— Не думаю.
— Кто там еще? Роджер?
— Роджер не убивал отца, в этом я уверен.
— Ладно, оставим Роджера. Ну а его жена?
— У нее были причины убить старого Леонидаса, хотя и очень странные.
Я передал отцу мой разговор с Клеменс.
— Она уговорила Роджера уехать, ничего не сказав отцу. Отец узнал о делах компании и решил помочь. Все ее надежды и планы рухнули. А она просто преклоняется перед Роджером, она обожает его.
— Ты .повторяешь слова Эдит де Хэвиленд.
— Да, я и Эдит подозреваю. Она тоже могла это сделать. Я только не знаю почему. Но я уверен, что, если она решила, будто у нее есть на то достаточные основания, она не посчиталась бы с законом. Она именно такая. И у нее хватило бы на это силы воли.
— Она тоже беспокоилась о Бренде?
— Да. Может быть, в ней заговорила совесть. Если убила Эдит, она ни за что не допустит, чтобы понесли наказание другие.
— Наверное, нет. А Жозефину она могла стукнуть?
— Нет. В это я не могу поверить. Подожди минутку, это мне что-то напомнило, что-то не сходилось. Если бы я только мог вспомнить.
— Не думай об этом. Вспомнишь. Кто-нибудь еще?
— Да, Что ты знаешь о детском параличе? Как он действует на характер?
— Юстас?
— Да. Чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что это Юстас. Его отрешенность, угрюмость, обида и возмущение дедушкой. Он не нормален. И потом, он единственный член семьи, который, с моей точки зрения, мог покушаться на Жозефину, если та о нем что-нибудь знает. А это вполне возможно. Этот ребенок знает все. Она вечно записывает в книжечку...— Я осекся,— Боже мой! Какой я осел!
— В чем дело?
Я вспомнил, что не сходилось. Мы с Тавернером решили, что кто-то искал в комнате Жозефины письма. Я думал, что она завладела письмами и спрятала их на чердаке, но она потом мне ясно сказала, что их там прятал Лоуренс Она их, конечно, читала, но оставила там до поры до времени.
— Ну и что?
— Ну как ты не понимаешь? Значит, в ее комнате искали не письма, а что-то другое.
— И это другое?
— ...ее черная книжечка, куда она записывает результаты своих расследований. Мне кажется, эту книжечку так и не нашли. Вероятнее всего, она у Жозефины. Но если это так...
Я привстал.
— Если это так,— продолжал отец,— она все еще в опасности. Ты это хотел сказать?
— Да. Ей перестанет грозить опасность только тогда, когда она уедет в Швейцарию.
— А она хочет ехать?
Мне кажется, нет.
— Значит, она никуда не уедет. Но ты прав насчет опасности. Тебе следует поехать туда.
— Но кого опасаться?! — вскричал я в отчаянии,— Юстаса, Клеменс?
— По-моему, факты достаточно указывают направление... Я поражаюсь, как это ты не видишь. Я
Гловер открыл дверь.
— Прошу прощения, сэр. Мистер Чарльз, звонила мисс Леонидас. Очень срочно.
Все это уже один раз было. Неужели опять с Жозефиной что-нибудь случилось?
Я взял трубку.
— Софья? Чарльз слушает.
— Чарльз, ничего еще не кончилось. Убийца еще здесь.
— Что случилось? Опять что-нибудь с Жозефиной?
— Нет, не с Жозефиной. С Нэнни.
— Нэнни?
— Жозефина не выпила свою чашку какао и оставила ее на столе. Нэнни пожалела вылить какао и выпила его.
— Бедная Нэнни! Ей очень плохо?
Голос Софьи прервался.
— О Чарльз! Она умерла. — Начался прежний кошмар..