Тавернер сказал что-то приличествующее данной, ситуации, а затем стал задавать вопросы.
— Бренда прибежала за мной. Отцу стало плохо. Она сказала, что у него какой-то приступ. За полчаса до этого я был у моего дорогого отца. Я бросился к нему. Он задыхался, лицо было синюшным. Я кинулся к Филиппу. Он позвонил доктору. Я.. Мы ничего не могли сделать. Конечно, я не думал, что кто-то виновен в его смерти.
С трудом мы вырвались из атмосферы этой приятной комнаты и расстались с чувствительным Роджером.
— Фьюить,— свистнул Тавернер.— Как он не похож на своего брата. Странное дело с этими комнатами: они так много говорят о людях, живущих в них.
— Я согласился с ним.
— Странная штука брак, правда? — заметил инспектор.
Я не совсем понял, относится ли это замечание к Клеменс и Роджеру или к Магде с Филиппом. И все же. мне казалось, что. эти две супружеских пары счастливы; по крайней мере, насчет Роджера и Клеменс у меня не было сомнений.
— Я бы не. сказал, что Роджер похож на отравителя,— сказал Тавернер.— Конечно, ничего нельзя утверждать. А вот она как раз подходит. Безжалостная женщина. Может быть, даже помешанная.
Я снова с ним согласился.
— Но не думаю,— размышлял вслух я,— что она способна убить -кого-то только потому, что не одобряет его цели и способы их достижения. Возможно, она действительно ненавидела старика... но разве убийства совершаются из одной только ненависти?
— Очень редко,— ответил Тавернер.— Я, во всяком случае, ни разу не сталкивался с. таким убийством. Нет, я думаю, нам лучше придерживаться версии о миссис. Бренде. Но. один Бог знает, получим ли мы какие-нибудь доказательства.
Глава 8
Дверь нам открыла горничная. Увидев Тавернера, она испугалась, тем не менее смотрела на него с некоторым презрением.
— Вы хотите видеть госпожу?
— Да, пожалуйста.
Она проводила нас в большую гостиную и вышла.-
Комната была обита светлым кретоном, окна задрапированы полосатыми шелковыми портьерами. Над камином я увидел портрет, от которого невозможно было оторваться. Не только потому, что это был великолепный портрет и сразу можно было определить, что писал, его мастер,— лицо приковывало внимание. Это был портрет старика с Темными, проницательными глазами. Голова уходила в плечи, но, несмотря на маленький рост, человек излучал силу и удивительную энергию.
— Это он,— сказал Тавернер,—Портрет работы Августа Джона. Чувствуется индивидуальность, не правда ли?
— Да.— Я почувствовал, что это слово не передает моего впечатления. Теперь я знал, что подразумевала Эдит де Хэвиленд, говоря, что без него дом опустел.
— А это портрет его первой жены. Типично английское лицо.— красивое, но безжизненное. Совершенно неподходящая, пара.
В комнату вошел сержант Дамб.
— Я сделал все, что мог, сэр, но ничего не, добился. Слуги говорят, они ничего, не знают.
Тавернер вздохнул.
Сержант вынул записную книжку и направился, в дальний угол комнаты. Дверь снова, отворилась, в в комнату вошла вторая жена Аристида Леонидаса.
Она. была в черном, и это ей шло. Довольно миловидное лицо, красивые каштановые волосы, уложенные в слишком вычурную прическу, напудренная, накрашенная. Однако было заметно, что она недавно плакала. На шее ожерелье из очень крупных жемчужин, на одной руке большое кольцо с изумрудами, на другой — с громадным рубином. И еще я заметил, что она выглядела испуганной.
— Доброе утро, миссис Леонидас,— сказал Тавернер непринужденно.— Прошу прощения, но мне пришлось еще раз побеспокоить вас.
— Видимо, так нужно,— вяло ответила она.
— Вы понимаете, конечно, миссис Леонидас, что ваше желание пригласить адвоката вполне законно?
Очевидно, она не поняла значения этих слов, и сердито ответила:
— Я не люблю мистера Гейтсхилла; Он мне не нужен.
— Вы можете пригласить другого адвоката, миссис Леонидас.