Коммунисты собрались ночью, тайком, заперев двери. Выставили посты: враждебное отношение американцев вынудило к этому. Собрание было нелегальным, как во времена фашизма. Но ничто не остановило коммунистов.
Против Брозовского был подан лишь один голос: голос его жены.
— Он очень болен. Ему надо беречься. Такого он не выдержит, — сказала она и тихо заплакала.
Отто Брозовский, больной, замученный, постаревший, поднялся и при всех обнял жену.
Они вспомнили погибших товарищей. Сгорбленный, поседевший Вольфрум с трудом находил слова, когда он говорил о Фридрихе Рюдигере и Лоре, о Гедвиге Гаммер, пропавшей без вести, о Юле Гаммере и Генрихе Вендте.
Все поднялись с мест и, склонив головы, молчанием почтили память ушедших. Никто не говорил о собственных страданиях.
А однажды пришла Красная Армия. Что это был за день!
В небе ярко сияло солнце. Четыре радостных, раскрасневшихся лица склонились над нишей в глиняной стене, а маленький Вальтер скакал, как жеребенок.
— Знамя, знамя, вот теперь я увижу его!
Разбив цементную «пломбу», Отто вытащил из ниши банку. Малыш сидел на плечах дяди Вальтера. Когда отцовские исхудалые руки торжественно развернули полотнище знамени, мальчик радостно закричал, но вдруг испуганно умолк.
— Дедушка!..
Брозовский зашатался и упал. Сыновья подняли его, он дрожал и не мог вымолвить ни слова.
А в скором времени маленькая группа людей с развернутым Криворожским знаменем шла навстречу советским солдатам.
У солдат из Ленинграда, Комсомольска, Тулы, Ростова и Владивостока, из Кременчуга, Саратова, Курска и Харькова, которые шли от Сталинграда через Киев, от Орла через Варшаву, от Кюстрина через Берлин, от Бреслау через Торгау на мансфельдскую землю, — сияли глаза.
Немцы шагали навстречу им с советским знаменем. Пронесенное через поражения, через ужасы фашизма, через разрушения и смерть, оно победоносно реяло, возвещая мир, свободу и новую жизнь.
Перед ними были шахты, терриконы, заводы. Перед ними лежали и руины. Перед ними было будущее.
Знамя нес старший сын Брозовского. Отец придерживал полотнище. Его глаза были устремлены вдаль. Он дышал полной грудью. Наконец-то настал этот день. Его день. Долгожданный час, которому он посвятил жизнь, о котором мечтал в тюремных застенках, который помогал выдерживать пытки и серый мрак отчаяния. И вот мечта стала явью. Рядом, опираясь на палку, шла жена. Минна вела за руку маленького Вальтера. Седые волосы обрамляли ее бледное лицо, залитое слезами. Впервые за двенадцать лет они текли, неудержимо, и старая женщина не стыдилась их. Наконец лицо ее засветилось облегченной улыбкой. Поддерживая мужа, она обняла его за плечи. Солдаты-победители окружили маленькую группу, целовали алое полотнище. У громадного танка, приложив руку к каске, стоял советский подполковник.
— Товарищи!..
— Мама, это ты сделала!.. Мама! — произнес сдавленным голосом старший сын. Почувствовав слабость, он пошатнулся, но Вальтер успел поддержать его. Лоб Отто покрылся каплями пота. Его голову, угловатую, со впадинами на висках, как у отца, прикрывало алое полотнище, на котором чисто и ярко, как в тот день, когда Рюдигер вручал знамя на хранение Брозовскому, горели золотые буквы:
Пролетарі всіх країн єднайтеся!
Всі працюючи міцним колом
навкруги Комуністичної партії
за Всесвітній Жовтень!
Русские и немцы закричали «ура»!
— Да здравствует Отто Брозовский!
— Брозовский!
— Брозовский!
— Брозовский!
Подхваченный сотнями голосов, клич разрастался все шире и шире. Зазвучала мелодия, поначалу робко, застенчиво. Потом к ней присоединились голоса, певшие по-русски. Гейзером взметнулась песня в солнечное небо…
Советские солдаты и мансфельдские горняки подняли Брозовских на плечи и понесли их за знаменем во главе колонны.
Перевод Н. Бунина.
ОБ АВТОРЕ
Советскому читателю уже знакомо имя Отто Готше (р. 1904). Его писательская биография неотделима от биографии профессионального революционера. В политике он прошел путь от члена юношеской организации до видного государственного деятеля; в литературе — от рабочего корреспондента до известного и признанного писателя.
Роман «Криворожское знамя» посвящен борцам немецкого рабочего класса за дело пролетариата и является наглядным свидетельством того, что в ночи фашизма в разных частях Германии никогда не угасал факел пролетарского интернационализма.