— Взгляни-ка, — приглашает Энрике.
Кармела добирается до позиции, занятой Сильвией, и секретарша с видимой неохотой уступает ей привилегированное место. Рекена указывает на экран:
— Мы все получили это одновременно, час назад. Может быть, тебе тоже пришло. Ты проверяла свою почту?
— Нет.
— Мандель отправил сообщение со своего личного компьютера.
— Мандель отправил?..
Энрике ласково смотрит на нее поверх очков.
— Радость моя, он запрограммировал отправку два года назад, чтобы письмо пришло в конкретное время получателям из конкретного списка.
— Несколько месяцев назад я сменила адрес.
— Поэтому ты его и не получила.
— Я проверю свой старый адрес.
Кармела в недоумении смотрит на экран. Остальные смотрят на нее.
— Ты знала Манделя достаточно близко, — говорит Ферреро. — Ты что-нибудь понимаешь?
Кармела качает головой, не отводя взгляда от монитора.
На красном фоне — сообщение из одного-единственного слова; черные буквы шрифта Arial заполняют почти все пространство:
КРОАТОАН
В кафе напротив легко и экономично сочетают азиатскую кухню с самыми испанскими напитками, закусками и картофельной тортильей. В этот час здесь почти никого, так что никто не тревожит Энрике с Кармелой, занявших один из типовых столиков в длинном ряду. Кармела заказала салат из авокадо и креветки в соевом соусе, Энрике — телячье жаркое.
Плоский телевизор в углу передает международные новости: успешный запуск нового корабля с экипажем для орбитальной космической станции, которая уже года два как стала совместной — американо-европейской; эпидемия на севере Индии. В качестве мирного контраста к лавине картинок на экране возле входа помещен красивый аквариум с шелковистыми рыбками, придающий заведению восточный колорит.
— Прости, что заставил тебя приехать из-за ерунды, — говорит Энрике, кроша над тарелкой кусок хлеба. — За это, дорогая, я должен был пригласить тебя как минимум на обед.
Кармела улыбается в ответ. Энрике, как и всегда, выглядит элегантно и подтянуто. Волосы зачесаны назад (никакого бриолина!), в усах чуть больше седины, чем на голове, изящные очки интеллектуала, рубашка в мелкую полоску, статусный галстук.
— Нет, совсем не должен, но все равно спасибо.
— Я надеялся, ты поймешь, что это может значить.
— Вообще не понимаю. Не помню, чтобы он когда-нибудь произносил это слово. И кажется, я не встречала его ни в одной из его книг. Определенно, это не испанское слово.
— Точно, не испанское, — соглашается Рекена. Директор голоден и говорит в паузах, когда не жует. Кармела не видела его недели две и подмечает, что вид у Энрике утомленный. — Я нагуглил этот термин, но он окутан завесой тайны. — Рекена саркастически поднимает брови. — Нечто вроде «Секретных материалов». Это слово было вырезано на дереве рядом с покинутой английской колонией, одним из первых европейских поселений в Северной Америке. Загадочное исчезновение целого поселка…
— Кажется, я о чем-то подобном читала, — вспоминает Кармела. — Люди пропали за одну ночь, оставив еду на столах и дымящиеся печи… Правильно?
— Вообще-то, история успела обрасти мифами, но в целом все так и обстояло.
— И никаких следов?
— Нет. Неизвестно, что с ними произошло.
За столиком наступает тишина. За темным окном по тротуару проходят люди, огибая металлическое ограждение ремонтных работ. Тень от лица Кармелы, жующей авокадо, падает на стекло.
— Не знаю, почему я решил тебя побеспокоить, — говорит Энрике. — В последние годы жизни у Манделя какой-то винтик из головы вылетел. А лучше сказать, пара винтиков.
— Ты правильно поступил.
— По правде говоря, в тот момент мы все обалдели. Открываем почту — и у всех одно и то же сообщение. И тогда я подумал… Ты же была его любимицей…
— Ну что ты, брось…
— Он тебя высоко ценил.
— Я училась у него на кафедре, потом под его руководством писала магистерскую. Вот и все.
— Ты помогала ему разбирать его материалы…
Кармела резко вскидывает голову:
— Да разве я виновата, что не понимаю, на что Мандель хотел намекнуть этим словом?!
— Нет. — Энрике отрывается от еды. У него растерянный вид. — Нет, ни в коем случае…
— Прости. Я сама не знаю, что говорю.
— Это ты меня прости. Я только хотел извиниться, что вызвал тебя из-за такого пустяка. Точнее, оправдаться. Моя мать говорит, что я очень прилипчивый.
— Да нет, это я тебе нагрубила. А в Лондоне-то серьезная заваруха начинается…