«Он крокозябр, — ответил вдруг за него домашний внутренний голос прокурорскому. — Просто козел».
Эта сука, она же Хафиза Хафизуддиновна, сидела в это время в кафе «Дон Педро», старший Айдын хорошо управлялся с младшенькими, а у Хафизы были свои очень важные дела. Она ходила сюда знакомиться. Нужен же ей муж, детям отец, да и всяко нужен любовник. Любовников она находила регулярно, а муж все не попадался. У Хафизы не было не то что друзей, даже знакомых — детей она в школу не отдавала, так что знакомых родителей и то не завела. В Москве, как и в ауле, она слышала в свой адрес то же слово: «дикарка». Ехала в свободный мир — и никакой свободы, там принято так, тут эдак, а у нее ничего не принято, она выживает. В этот раз Хафиза сидела в «Дон Педро» уже битый час, но к ней никто не подходил. Она стала вспоминать, когда это началось — выживание. Все мужчины в ее ауле, да и в соседних, уезжали на заработки в Россию или в Казахстан, так что жениха не предвиделось. Но она ездила в Худжанд, совсем близко, и сразу в университет — хотела образованного, они богатые, и однажды жениха нашла. Казаха. Только он ее обманул — жениться обещал, а сам притащил в гостиницу, сказал, что у них так принято, сперва любовь, потом под венец. Выбора-то все равно нет, потом так потом. А через пять дней исчез, уехал. Когда родители увидели, что живот ее стал похож на большой арбуз, стали рвать на себе и на ней волосы, а что сделаешь? Позор, никто больше замуж не возьмет, так брать всяко некому. Родила. И поняла, что прежде выбор еще даже и был: она искала молодых, симпатичных, а теперь надо было ориентироваться на стариков, и только на русских, которые заезжают сюда время от времени, потому что свои старики шалаву замуж не возьмут — традиции превыше всего. А у русских традиций нет, голову вскружить — так и увезет ее кто-нибудь отсюда, из беспросветной жизни, а там уж она разберется. Мужчинам хорошо, могут уехать и на работу устроиться, как ее братья — дворниками, а ей как быть? Хафиза вспомнила тот первый миг, когда увидела Евгения Викторовича и сразу поняла, что дело выгорит. Он был отвратителен до рвоты, но это был ее единственный шанс. Вот дура (она сама себе улыбнулась), убить его хотела, потом в тюрьму бы пошла, а так — и избавилась от него, и две квартиры в Москве, шутка ли! Родителей как оставила, так больше к ним и не наведывалась: зачем, все равно ее московской жизни не поймут — дикари, грозились закопать ее вместе с Айдыном, от позора избавиться, мысли о родителях Хафиза гнала прочь.
Неудачный день, а может, она примелькалась, надо искать другое место? Она решила больше не ждать, а пойти домой поесть палави мургдор, который приготовила с утра, запивая ширчоем. Соломинка уже неприлично хлюпала, от коктейля с бумажным зонтиком ничего не осталось. Она забирала с собой эти зонтики, украшала ими кухню. Раздраженная, Хафиза почти бегом побежала к дому и вдруг увидела, как у подъезда Козел (так она звала Евгения Викторовича) дрался с Айдыном, они вырывали друг у друга Клару.
— Мама, он хочет украсть Клару, — прокричал Айдын по-таджикски.
Хафиза подбежала и стала колошматить бывшего мужа, вопя на всю улицу:
— Ты бомж, тебе некуда ее брать, не на что кормить, безмозглый козел!
— Ну ты, сука, и ты, выблядок, — пытался пробиться своим слабым писклявым голоском Евгений Викторович сквозь гремевший вокруг него гром, — я хочу, чтобы моя дочь была на моем юбилее!
— Да не твоя это дочь, мудак, что я, охуела рожать от старика, да еще ненормального! Вон, родила тебе такого же ненормального урода, поди за ним в детский дом и вези куда хочешь, если он еще жив. Что, забыл? Клара никакого отношения к тебе не имеет, козел. Как и никто из моих детей. Хочешь своего — езжай забирай.
Евгений Викторович онемел. Разжал пальцы, вцепившиеся в вопящую и рыдающую Клару, отступил. Быстро повернулся и пошел. Просто куда глаза глядят. Слезы катились из глаз, он вытирал их рукавом парадного костюма. Оказался перед «Доном Педро», юркнул туда, просто чтоб скрыться, сел, ему принесли меню. Он зло посмотрел на официанта и спросил: «Педро — это педрила, что ли?» Официант натянуто улыбнулся. Евгений Викторович, не глядя в меню, заказал чай. Принесли. Спросил, не отравленный ли он. Официант тихо переговорил с охранником, такого рода деды их заведение никогда не посещали. Но сегодня плохой день: то проститутка эта чернявая скандалила часа два, распугивая посетителей, то старик тронутый приперся. Когда Евгений Викторович увидел счет, глаза вылезли у него на лоб: «За простой чай — 200 рублей? Совести у вас нет. Вот тебе полтинник и ни копейки больше».